— Свое мнение при себе оставь, — не оборачиваясь, огрызнулась Ася.

— А в тихом омуте, оказывается, черти водятся.

— Тебе что за дело?

— Да ровным счётом никакого, — продолжал я плестись рядом с Асей.

Сам себя не понимал. Мог же уйти. Пока Миронова пропадала на своем педсовете, слопать пирожок с рисом в столовой. Но я зачем-то тащился за Асей. Разговорить ее пытался. Понять. Наверно, в глубине души надеялся, что узнай я ее чуть лучше, и наваждение мое развеется, как туман поутру. Но пока становилось только хуже.

— Погоди! — треснул я себя по лбу и рассмеялся. — Я, кажется, догадался, почему ты идешь так медленно. Спорим, Снегирева, я разгадал твою тайну?

Это была просто шутка, но Ася споткнулась на ровном месте. Ладно я успел подхватить ее за локоть, а то бы она точно свой аккуратный носик расшибла о грязный пол.

— Что ты сказал? — пробормотала она испуганно, стылым взглядом сканируя мою душу. — Повтори!

А я не мог. Ни отпустить ее, ни двух слов вымолвить не мог. Чувствовал, как дрожала она всем телом, алчно выискивая в моих глазах ответы. Маленькая. Запуганная. Беззащитная. Она острой льдинкой вонзилась в мое сердце. Глядя на нее, мне вмиг расхотелось шутить. Схватить ее за плечи, к груди прижать, собой закрыть от всех бед — да только разум оказался сильней.

— Прости, — я резко разжал пальцы и отошел — мы оба нуждались в дистанции. — Неудачная шутка, да?

Ася недоверчиво смотрела на меня из-под длинных ресниц и молчала.

— А давай так, ты жди меня здесь, а я сам сгоняю до Бори.

Она покачала головой.

— Тогда идем вместе, а то вдруг опять споткнешься.

Ася хотела возразить, но я ее перебил:

— Здесь я староста, и мне решать. Иди за мной, Снегирева!

6. Глава 5. Трещинка на лобовом

Ася.

Я сидела в холле на первом этаже и ждала отца. Последнее сообщение от него я получила еще минут пятнадцать назад, когда под пристальным взглядом Ильи суетливо прятала в дневник расписание уроков. Папа утверждал, что вот-вот подъедет, но даже по моим черепашьим меркам это самое “вот-вот” как-то слишком затянулось.

От нечего делать я разглядывала куст алоэ на подоконнике. Пластиковый горшок цвета детской неожиданности, седая пыль на пожелтевших листьях, комья пережеванной жвачки на растрескавшейся почве — наверно, ему было в разы хуже, чем мне сейчас, но он держался. Я же окончательно раскисла: отмеряла секунды до приезда отца и поганой метлой гнала от себя мысли об Илье. Правда, со счета я постоянно сбивалась, а не думать о Лучинине и вовсе становилось все труднее.

Забавный, рассеянный, шумный, он, казалось, занозой засел в моей голове, теплым лучиком коснулся сердца. Когда и успел только? Но рука чуть выше локтя до сих пор горела огнем, а перед глазами рыжим заревом то и дело воскресал его конопатый образ. Далекое, позабытое ощущение. Когда улыбаться хочется просто так. Когда в глазах напротив — только твое отражение. Когда мурашки по телу от одного лишь звука его голоса. Но кому, как не мне, было знать, к чему это все могло привести. В таких, как я, не влюбляются. С такими не дружат. Потому и пыталась отвернуть от себя Илью, как могла. Но Лучинин казался непробиваемым. Упрямым ослом он тащился за мной по коридору и лестнице до самого кабинета информатики. Не торопил. Не шутил больше. И даже вопросов никаких не задавал. Говорил о себе, хоть я и не спрашивала. О своем деде, который, как и я, предпочитал никуда не спешить. Об учителях. О булочках в столовой. О погоде. Я слушала молча. Делала вид, что мне все равно. А сама с жадностью внимала каждому его слову и так хотела, чтобы дорога до кабинета не кончалась. Никогда.