Да и что я могла сейчас возразить? Тело и без того было ватным, ноги каменными, а язык неподвижным — я бы и двух слов не связала. Зато Анна Эдуардовна явно была не в восторге.
— Илья! — остановила она Рыжего и отрицательно покачала пальцем. — С Асей лучше сесть…
— Не согласен, — уверенно перебил ее Лучинин. — У меня соревы на носу — просто физически не успею уделить Асе должного внимания. Да и за первой партой я только всем мешать буду. Кроме того, насколько мне известно, девочки уже знакомы.
— Владимир Геннадьевич? — растерянно развела руками Анна Эдуардовна.
— Как по мне, посадить Варю и Асю вместе — просто замечательная идея, — потерев ладони, довольным котом напел Добрынин и подтолкнул меня к моему новому месту. — Теперь я за тебя, Асенька, спокоен, — добавил он едва слышно, а потом уже в голос на весь класс: — Дальше, думаю, без меня справитесь.
Почесав в затылке, Добрынин на пару с пожилой учительницей математики вышел в коридор. Анна Эдуардовна, что-то наказав Рыжему, отвлеклась на недовольные возгласы Насти, которая, по всей вероятности, тоже теперь сидела не там и не с тем, с кем бы хотела. Остальные, заняв свои новые места, бросали вещи и тут же вылетали из кабинета. Наверно, в столовую. Я же, исподлобья взглянув на Варю, поплелась к первой парте. Достала пенал, пару чистых тетрадей и учебник по геометрии. Рюкзак, как и все здесь, повесила на крючок под столом и, усевшись на шаткий и весьма неудобный стул, уставилась на доску.
В ушах звенело. А единственное, чего мне хотелось, — это исчезнуть. Вернуться домой. С мамой выпить чаю. Спрятаться в своей комнате и, укутавшись в плед, взять в руки очередной детектив. Я была не на своем месте — теперь понимала. Вот только признавать свои ошибки — дело посложнее геометрии, да и отец обещал забрать меня только после уроков, а дергать его с работы без особой на то нужды я не привыкла.
— Привет, — мило прощебетала Варя и села рядом. — Вот и пересеклись наши пути, да?
— Угу, — кивнула, не поворачивая головы. — Круто.
— Волнуешься?
— Нет, — ответила резко, не раздумывая, а сама до боли стиснула кулаки под партой.
— А я немного, — запросто призналась Варя. — Как думаешь, почему?
Я промолчала. Мне и своих переживаний хватало — куда уж было до чужих?
— Я просто не люблю на первой парте сидеть, особенно на алгебре и геометрии, — ни в какую не унималась кудряшка, а меня голос ее этот, медовый и задорный, немыслимо раздражал.
Больше всего в людях я не любила притворство, а Варя, казалось, была соткана из него. Вот с чего бы ей быть такой дружелюбной со мной? Другая бы на ее месте окрысилась — я же видела, какими влюбленными глазами она смотрела на директорского сынка, а теперь вынуждена со мной здесь сидеть.
— У Марьи Петровны, нашей математички, — ну ты ее видела, — есть дурацкая привычка: она каждую проверочную стоит над душой и, если замечает ошибку, неприятно так ноготками по парте постукивает.
— И что в этом плохого? — я искренне удивилась, но взгляда от доски не отвела.
— А хорошего? Ни списать, ни подумать как следует.
— Ясно.
— Прикольно. Это корги? — придвинувшись ко мне почти вплотную, Варя без спроса стянула одну из моих тетрадей и принялась разглядывать мультяшного пса на обложке. — А ты в школе вообще никогда не была, да?
— А ты, когда в тот раз мимо проходила, разве не слышала? — рывком вернув себе свое, огрызнулась. Варя настолько бесцеремонно нарушала мои личные границы, что мне пришлось перейти на грубость.
— С такими тетрадями разве что в начальную школу ходят, — пожав плечами, девчонка отсела на свое место. — А вообще, я не сплетница — спроси кого хочешь!