— Добрый вечер. Скорей! Проходите… Мы её уже с минуты на минуту ждём, — улыбаясь на все белоснежные тридцать два, заявила незнакомая ему прежде девица. — Вы без цветов?

Давид оторопел.

— А по какому случаю цветы?

— Вы что, не на день рождения?!

— Синок! Синок! — из гостиной Давиду навстречу выскочил наряженный в подобие детского фрака Родька.

— Как он вас называет? Сынок?

— Похоже на то, — согласился Давид, обещая себе разобраться с этим чуть позже, а пока сосредотачиваясь на другом: — Так что здесь происходит?

— А вы по какому поводу интересуетесь? — задала встречный вопрос вышедшая из гостиной девица. Судя по шуму, народу там собралось немало, Давиду на мгновение даже стало интересно, а сколько их тут вообще.

— И по какому праву? — поддакнула та, что открыла ему дверь.

— Давид Ефимыч! Вот так сюрприз! Проходите, девочки, что вы пристали к человеку? Свиристелки!

— Мотя! — обрадовался Давид, увидев домработницу. — Хоть ты мне скажи, что здесь происходит? — Гройсман отстранил от своего носа цепкую ручонку Родика, которой тот так и норовил его ущипнуть. За секунду, что он отвлёкся, в просторный холл вышли еще несколько женщин. Наверное, намечалось что-то вроде девичника. Мужчин он не заметил вообще. Если, конечно, не считать Родьку.

— Так ведь у нашей Бэллочки день рождения! Немудрено, что вы ничего не знали. Она не любит его отмечать. Девочки вот на свой страх и риск это усё затеяли. Я им говорила — не надо! Да хто ж меня слушает?

— Никто. Да вы проходите, Давид, кажется? Что ж мы у порога.

Давид поколебался. С пустыми руками по дням рождениям ходить как-то не комильфо. Но что уж? Родька вон как в него вцепился! Да и вообще… Откуда ему было знать, что у Бэллы праздник? И подарок опять же где брать? Банальностей не хотелось, а придумать что-то небанальное за пару минут он бы точно не смог. Он ни вкусов ее не знал, ни пристрастий.

Пока они топтались в прихожей, ключ в двери повернулся. Из-за шума вокруг они этого звука не услышали, и только когда Бэлла вошла, очнулись, всполошились и запели нестройным хором «хэппи бёздей ту ю!», в котором утонуло её: «Какого чёрта?».

— С днём рождения, — чувствуя себя ужасно глупо, повторил Давид.

— Спасибо…

— Мама! Синок! Мама! Синок!

— Привет, мой дорогой. Что, зацеловали тебя эти тётки? Затискали? — улыбнулась Бэлла, явно ещё не понимая, как ей реагировать на происходящее. А оно развивалось как-то само по себе. Откуда-то появился поднос с шампанским, зазвучали тосты, потянулись закуски.

— Бэлла, ну что ты вцепилась в ребёнка?! Отдай его отцу и иди к нам.

Давид, который как раз решил последовать чужому заразительному примеру и выпить, застыл, поднеся ко рту хрустальный бокал.

— Какому ещё отцу? Что ты мелешь?.. — усмехнулась Бэлла, хватаясь за бутерброд с икрой, как за спасательный круг.

— Ой, ладно тебе, Бэлл. Мы всё поняли. Трудно скрыть правду, когда твои мальчики на одно лицо. Да и зачем?

— Может, отец Родьки — секретный шпион! — захохотала девица, взгромоздившаяся почему-то на спинку дивана, хотя на нём самом было полным-полно места.

— Да, девочки, раз хозяйка сказала — не палите контору. Тс-с-с! Вы, мужчина, не переживайте, мы — могила.

Его даже по руке похлопали. Вроде как в знак поддержки. Нет, Давид, сразу понял, что они его за Родькиного отца приняли, но… Интересно, какого чёрта?

— Прекратите, — сказала Бэлла. И одно тихо сказанное слово, которого в шуме, казалось бы, невозможно было расслышать, вмиг остановило всё — и смех, и шепотки по углам. Спустя миг девицы, как ни в чём не бывало, зашумели снова. И конечно, Бэлла сделала вид, будто это не она, на долю секунды выйдя из образа, показала ту себя, настоящую, о которой он только подозревал, но не знал. И, конечно, он ей, как и все, подыграл. Конечно, конечно, конечно… Но делать вид — не значит не делать выводов. Он свои сделал сразу. Но ещё больше отложил на потом. Информацию нужно было осмыслить. Выбрать из кучи мусора ценное. А пока… Нет, они что, и впрямь похожи? Давид скосил взгляд на мальчишку, который смотрел на него тёмными смешливыми глазёнками, и улыбнулся. Масти они точно были одной. Отсюда и выводы. Ну и ладно. От него не убудет. И даже несколько лестно, что его записали в отцы.