Виктор вот-вот лопнет от напряжения, и я пытаюсь разрядить обстановку шуткой.
— Меня же потом не уберут, как опасного свидетеля?
Но он только закрывается ещё сильнее и вовсе сбрасывает звонок. Не сказала бы, что это совсем неожиданно. Я с трёхлетками ко всему привыкла. Поэтому сразу же иду на второй заход подбирать ключик. Чёрт, это опасно - мне становится интересно! Повторно жму на вызов и включаю училку на полную катушку.
— Так что там с линейкой? У нас ещё три минуты!
— Лина, — медлит, подбирает слова, становясь немного прежним, — вынужден принести вам извинения. Это, наверное, большая ошибка...
— Что именно “ошибка”?
— Всё это: моё предложение, “секретики”, как вы их назвали. Не стоило начинать, — устало проходится по лицу ладонью. — К вам никаких претензий, деньги будут перечислены в полном объёме.
Говорила же, что не перестаёт меня удивлять. Хлопаю глазами растерявшись, что ему ответить.
Когда песок в часах не просыпается полностью, он отрезает:
— Время кончилось, прощайте.
— Ну, во-первых, не “прощайте”, а “до свидания”. А во-вторых, у нас с вами договор, будьте добры выполнять условия! Так что жду вас завтра на пять минут! — раз уж он играет за ребёнка, я включаю взрослую и захлопываю ноутбук.
“Завтра” наступает слишком быстро, и я уже сижу напротив ноутбука, вооружившись песочными часами. Но в восемь, и даже в восемь пятнадцать мне никто не звонит. Неужели передумал? Пора переходить в наступление.
Набираю его сама и после долгих двух гудков вижу напряжённого Виктора в окружении его мрачного кабинета. Сам такой же мрачный. Кажется, что он не спал уже неделю. Под глазами - тени, меж бровей залегла глубокая складка, в руке стакан явно не с чаем. Молчит. Как я понимаю, говорить он не намерен.
— Могу я задать вопрос? — интересуюсь, показывая часы, но пока не переворачиваю для обратного отсчёта.
— Пожалуйста, — снисходительно позволяет.
— Я вам нравлюсь?
Наверное, не стоило говорить это, когда он отпивал из своего стакана. Виктор подавился, закашлялся… Бедный. И по спине постучать некому…
— Вы руки вверх поднимите. Диафрагма расширится и дышать станет легче, — первую помощь оказать я не могу, но хоть так… хотя это больше похоже на издевательство.
Виктор пытается попить, чтобы остановить кашель. Жидкая лава, что плещется стакане, мало для этого подходит, но он всё равно допивает до последней капли. Когда его дыхание, наконец, выравнивается, он начинает перекатывать камушки на дне стакана. Они с приятным звоном бьются о хрустальные стенки, сопровождая наше молчание.
Сидим. Смотрим. Знакомимся? Я — точно. Кажется, впервые вот так его могу поразглядывать. Пока он не орёт или предлагает невероятные по своей глупости сделки. Просто перекладывает стакан из одной руки в другую, длинными пальцами обнимая стекло. Сегодня Виктор закатал рукава рубашки до локтя, и мой взгляд самовольно утекает по рекам вен, к предплечьям, где под кожей перекатываются стальные мышцы. И снова возвращается к пальцам, когда Виктор зарывается ими в волосы.
Он никак не может решиться ответить, борется сам с собой, а я не тороплю. Спросила, нравлюсь ли ему, исключительно ради провокации. А сама смогла бы ответить на этот вопрос? Если бы наше знакомство началось не с боли и ругани, а с его искренне-зеленых глаз? Пытаюсь разглядеть в темноте его кабинета все оттенки зелёного, которые запомнились после первой встречи, но света и качества видео хватает только на чёрные точки, которые становятся немного темнее, каждый раз, когда я обнимаю губами трубочку, чтобы попить.