— Нравитесь, — произносит на выдохе, легонько кивая.
— Тогда почему так хотите избавиться от меня?
— Я не… - неопределённый взмах в воздухе рукой со стаканом.
— Если “не”, то зачем морочите голову, вместо того, чтобы просто сказать в чём смысл пяти минут? — не даю ему договорить глупость, иначе может снова сорваться. Уверена, он тот ещё мастер манипуляций, но и я не первый день в детском саду.

Пауза в длинный глоток, опустошающий его стакан.
— Видите ли, Лина, — опускает глаза, почёсывая пальцем бровь, — у меня есть некоторые… проблемы.
Задерживаю дыхание, чтобы не спугнуть.
— Основная из них - доверие. — Поднимает прямой взгляд. Успокоился, но в глазах прибыло грусти. — Я катастрофически не доверяю людям. И вся эта затея, - показывает пальцем на меня и себя, - это идея моего психолога, вид терапии такой - открыться незнакомому человеку, перебороть себя и выдать ключи от своей уязвимости… - подносит к губам стакан, чтобы глотнуть ещё, но тот пуст. Отставляет в сторону с досадой.

Обескураженно ищу, что ответить. Его тараканы только любопытно выглянули из-за угла, показав усы, а уже заметно, что они размером пошли в скромного пони. На первый взгляд, кажется, что Виктор говорит о ерунде, таких заморочек в достатке у каждого человека, но примерив на себя, становится страшно. Без доверия далеко не уехать и вполне можно понять, почему Виктор такой нервный и кусается. Когда ты тащишь всё на себе, отвечаешь за всех, легко сойти с ума.

— Раз уж мы вскрыли карты, может, расскажете, что там с линейкой было? — переворачиваю часы, чтобы показать, что согласна на его авантюру и готова помочь. Наши пять минут начались!
— Это была не линейка, а шоколад, - Виктор морщится от воспоминания. - Я соврал. Простите.
— И как шоколадка?
— О, она была превосходна, но я так перепсиховал, пока пытался её украсть, а потом ещё и стыдом накрыло. Не смог откусить ни кусочка, адски тошнило. Тупо выбросил.
— Понимаю, — говорю, и Виктор удивлённо отрывает глаза от стола, куда спрятал взгляд. Ему до сих пор стыдно. — Я не воровала, нет. Но моя школьная учительница до сих пор уверена в обратном. Одноклассница спрятала ворованные серёжки ко мне в рюкзак, и когда попросили добровольно сдать бижутерию, указала на меня. Так что я прекрасно понимаю это жуткое чувство стыда, когда лицо горит, руки дрожат, зверски тошнит и поделать с этим ничего не можешь, ведь тебя отчитывают перед всем классом.

В часах падают последние песчинки, но мы смотрим другу в глаза. Вернее, кажется, что в глаза, но выходит - в душу. Робкое касание, от которого становится неспокойно внутри. А потом он вдруг улыбается и говорит “До завтра”, разрывая видеосвязь.
И я улыбаюсь тоже.

Следующие сеансы проходят как по нотам. Целую неделю я выслушивала его интересные и не очень, а местами и вовсе скучные истории. Почти все они касаются детства: соврал, списал, прогулял, угнал машину отца, чтобы покатать друзей и девчонок. Виктор уже не казался мне потерянным мальчиком или хамом с ёлочного базара. Это был кто-то другой. Живой.

Больше за пределы пяти минут мы не вываливались. Ровно в восемь я принимала вызов, переворачивала часы, и когда время оканчивалось, прощалась с Виктором. Порядок сеанса нарушился только раз: пришлось отвлечься на постоянно жужжащий телефон.

Оля, чтоб ей спалось крепко, дала мой номер Руслану, тому самому разведённому папе. Он часто приходил в роли сопровождающего вместе с детьми и ожидал, пока закончится час наших занятий, чтобы вместе с Олей отвести их обратно в сад. Но не скучал: починил розетку, подключил стиральную машину, собрал напольную вешалку. "Всяко удобнее, чем в коробках искать каждый раз".