Чтобы облегчить ему это трудное положение, я решил незадолго до отплытия из Кристиансанда сообщить Преструду и Ертсену о действительном положении вещей. Дав мне подписку держать все в секрете, они получили от меня все сведения о задуманном мною походе к Южному полюсу и объяснения, почему все это хранится в тайне. На мой вопрос, согласны ли они с изменением, оба они, не задумываясь, дали мне свой утвердительный ответ, и таким образом все было в порядке.
Теперь уже три человека на судне – все командование – знали положение вещей и тем самым были в состоянии парировать щекотливые вопросы и отклонять возможные домыслы у тех, кто все еще не был посвящен в курс дела.
Двое из участников экспедиции вступили в нее во время нашего пребывания в Кристиансанде – Хассель и Линдстрем. Кроме того, произошел обмен. Машинист Эллиассен был списан. Не так легко было найти теперь человека, удовлетворяющего условиям, которые ставились для занятия должности машиниста на «Фраме». Трудно было ожидать, чтобы из местных жителей кто-нибудь был основательно знаком с моторами такой величины, о какой здесь шла речь. Единственным выходом было обращение туда, где машина строилась, – в Швецию. Фирма «Дизель» в Стокгольме помогла нам выйти из затруднения. Она прислала нам человека, который, как выяснилось позднее, оказался именно таким, какой нам требовался. Звали его Кнут Сундбек. Можно написать целую главу о том, как хороша была работа этого парня и как спокойно и скромно он ее выполнял. Начать с того, что он присутствовал при постройке мотора «Фрама». Поэтому машину свою он знал досконально. Обращался он с ней, как со своей любимой игрушкой, поэтому с мотором никогда ничего не случалось.
Тем временем мы работали изо всех сил, чтобы быть готовыми к уходу. Было решено, что он состоится в середине августа, и чем скорее, тем лучше.
«Фрам» побывал в сухом доке, где корпус судна был основательно прокрыт краской. Судно было так тяжело нагружено, что фальшкиль несколько пострадал под огромным давлением на настил. С помощью водолаза мы, однако, быстро исправили повреждение. Как ни было тесно в главном трюме, все же туда нам пришлось засунуть много сотен связок сушеной рыбы. Все санное и лыжное снаряжение было заботливо уложено, чтобы насколько возможно защитить его от сырости. Эти вещи должны сохраняться в сухом месте, чтобы они не покоробились и от этого не стали негодными к употреблению. Этим заведовал Бьолан, он знал, как с такими вещами нужно обращаться.
Но вот, как обычно бывает, черед дошел и до пассажиров, после того как все грузы были благополучно доставлены на судно. «Фрам» встал на якорь у Фредриксхолма, и сразу же мы занялись созданием необходимых условий для приема наших четвероногих друзей. Под просвещенным руководством Бьолана и Стубберуда большинство команды принялось орудовать топорами и пилами. В течение нескольких часов на «Фраме» была поставлена новая палуба. Она состояла из отдельных щитов, которые легко поднимались и снимались для мытья и чистки. Щиты накладывались на трехдюймовые планки, прибитые к палубе судна. Поэтому между ними и палубой оставалось значительное пространство. Цель при этом, как уже упоминалось раньше, была двойная: достижение быстрого стока неизбежного в таком путешествии избытка воды и, кроме того, предоставление воздуху возможности циркулировать и тем самым возможно больше охлаждать подстилку для животных. Это устройство, как оказалось позднее, прекрасно оправдало свое назначение.
Ограждением на фордеке «Фрама» были железные поручни, оплетенные стальной проволочной сеткой. Теперь, для большего удобства и затенения, эти поручни с внутренней стороны были забраны досками. На всех возможных и невозможных местах были приделаны цепи – для привязывания к ним собак. Нельзя было с самого же начала позволять собакам бегать свободно; была кое-какая надежда, что можно будет спустить их с цепей потом, когда они лучше узнают своих хозяев и освоятся с условиями.