Хотя, конечно, Форстер не синьор, но от этого было лишь хуже. Габриэль вспомнила её прошлый конфуз с перчатками на свадьбе Таливерда и почувствовала унижение и злость.

Именно этот разодетый франт с довольной улыбкой — он источник всех несчастий, что обрушились на неё в последнее время.

И послали же Боги его в такой неподходящий момент!

Габриэль вцепилась обеими руками в корзину, чтобы избежать приветствий с поцелуями вежливости, и ветер, улучив такой момент, тут же сорвал шляпку. Она забилась за спиной, как пойманная в силки птица, схваченная синими лентами.

— Синьорина Миранди! Добрый день! — Форстер удержал одной рукой свою шляпу, а другой, не мешкая, забрал у Габриэль корзину. — Позвольте, я вам помогу.

Она хотела корзину не отдавать, но та предательски выскользнула из закоченевшей руки.

— Пойдёмте в коляску, я вас подвезу.

— Не думаю, что нам по пути, мессир Форстер, — ответила Габриэль зло, водружая шляпку на место и потуже затягивая ленты.

— Вы же не знаете, куда я ехал? — улыбнулся Форстер.

— Вы ехали вниз по улице, а я шла вверх, чего же тут знать? Это, конечно, мило, что вы решили меня подвезти, но я уже почти пришла и, к тому же, мне нравятся прогулки, — ответила она резко.

— Да у вас губы синие, уж простите, синьора Миранди, а нос красный. И в этой корзине обед на целую армию, вы что же, тащили её по всей Дориатти? — усмехнулся Форстер.

— Вам-то какое дело?

— Это всего лишь вежливый жест, синьорина Миранди. Я вас просто подвезу, — он снова усмехнулся, — клянусь, руку и сердце предлагать не буду.

Если до этого у Габриэль был красным только нос, то теперь краской залились ещё и щёки — она вспомнила их последний разговор в розовом саду и задалась вопросом: да что же не так с этим Форстером?

Любой южанин после такого разгромного отказа со стороны девушки проехал бы в коляске не то что не глядя — свернул бы на другую улицу, а с этого гроу как с гуся вода, будто и не было ничего — стоит, улыбается, словно они лучшие друзья, внезапно встретившиеся на улице. Да ещё и шутит.

И чего он такой довольный? Провалился бы он на месте!

Гордость и злость подсказывали забрать корзинку и, молча развернувшись, уйти с высоко поднятой головой, но закоченевшие ноги и руки мечтали лишь о том, чтобы сесть в эту новенькую коляску и оставшиеся пару кварталов до дома проехать, укрывшись от ветра. Это было благоразумно. И благоразумие победило гордость.

Они ехали медленно, даже слишком медленно, и Габриэль подумала, что Форстер специально попросил об этом возницу, но возражать не стала. Толстый плед укрыл её ноги, и это обстоятельство пересилило все возражения.

На втором сиденье, рядом с Форстером, лежали многочисленные коробки из магазинов, расположенных на виа Россо — улице алертских модниц, и, судя по всему, в них были платья. Поверх лежала картонка для шляпы, и рядом что-то упакованное в розовую бумагу, аккуратно перевязанную лентами. Было понятно, что весь этот ворох подарков предназначался женщине.

Габриэль почему-то стало неприятно, как будто эти коробки смотрели на неё с немым укором, и она, отвернувшись, принялась разглядывать дома.

— Как поживаете, синьорина Миранди? — спросил Форстер церемонно и как будто с некоторой издёвкой.

Он пристроил трость справа от себя и, скрестив руки на груди, принялся рассматривать Габриэль.

— До того, как встретила вас — весьма неплохо, — ответила она, засунув руки под плед и спрятав там свои позорные перчатки.

Его взгляд она проигнорировала — дома по правую сторону улицы были гораздо интереснее.