Она не плакала, она просто смотрела на меня огромными глазищами, в которых стояли слезы. И я не смогла ей отказать. И взялась за иглу. И каждый раз, когда она выпадала из рук, я чувствовала боль в груди. Как будто иголка терялась не на полу, а в моем сердце. И колола меня.

Я так сильно скучала по Дишлану, а сегодняшнее ощущение его присутствия, было таким настоящим... Да, еще эта кукла, которую моя маленькая дочь связывала с его образом... Я как будто бы встретилась с ним и потеряла снова...

- Мама, ты плачешь? Тебе больно? - Виктория протянула мне иглу, которую она нашла на полу.

- Больно, - не стала врать я, вытирая неожиданные слезы платком. - Помнишь, ты говорила, что папа защитит меня от Илайи, если вдруг потребуется его помощь? - Моя малышка кивнула. Она снова смотрела на меня так, как будто бы знала гораздо больше, чем все мы. - Он сделал это. Он защитил меня от Илайи, когда она хотела заставить меня делать то, что я сама делать не хотела. Он закрыл меня собой... Как раньше... Как всегда...

Дочь выслушала меня, забралась на колени и обняла, прижавшись всем телом. Всхлипнула:

- Мамочка, я так по нему скучаю...

- Я тоже, милая... Очень скучаю. Но мы с тобой живы, и нам надо жить дальше. И отпустить папу туда, где живут такие же души, как он. Чтобы когда-нибудь он смог снова родиться в этом мире. Он и так сделал для нас гораздо больше, чем под силу любому человеку. Он защитил нас даже будучи бесплотным духом. И думаю, ему пришлось нелегко. Думаю, это потребовало от него таких больших усилий, что сейчас ему очень нужно отдохнуть.

- Думаешь, поэтому ты не можешь зашить куклу? - снова всхлипнула Виктория, - папа устал?

- Я не знаю, - я старалась быть честной и не врать. Не столько дочери, сколько самой себе. - может быть. Давай попробуем положить куклу-папу в шкаф и дать ему полежать. Может быть через некоторое время у нас получится зашить все прорехи... Ведь твою куклу никто не трогал, верно? Все случилось само собой...

- Все случилось само собой, - этом повторила моя маленькая дочь и заплакала. - Хорошо, мама. Только ее не надо в шкаф. Надо в огонь... как папу....

В тот вечер мы обе еще раз потеряли самого близкого и самого дорого для нас обеих человека. Мы сожгли куклу, запалив костер от свечи, стоявшей на поминальной чаше и залили угли водой, из нее же... А потом рассыпали землю, которую предварительно собрали с места костра...

Неожиданно, мне стало как будто бы легче дышать. Боль, терзавшая меня после смерти Дишлана, утихла. И уже следующим утром я проснулась и поняла, рана в душе подернулась тоненькой пленочкой... Я знала, когда-нибудь она заживет, оставив после себя глубокий шрам, который будет ныть при каждом воспоминании. Но никогда больше не будет такой отчаянной, какой была еще вчера.

Я лежала в постели, смотрела на спящих детей и чувствовала большое облегчение. Как будто бы все это время я носила на плечах огромный камень. И у меня снова появилось ощущение, что это неспроста... Я задумалась... А потом осторожно вылезла из-под одеяла... Мне надо было срочно кое-что спросить у Катрилы. Только она могла знать, кому именно из погибших достались поминальные чаши, которые мы делали из тарелок. И хотя тогда все прошло как в тумане, что-то подсказывало мне, что возле Дишлана и Алесы стояли как раз такие.

Катрила, если и удивилась моему вопросу, то не подала вида. Она подтвердила, что самодельные поминальные чаши на самом деле стояли возле Дишлана и Алесы. Я сама разрешила ей сделать это. Одну она поставила рядом с Кейримом, потому что его вдова тоже была не против. А еще три достались амазонкам.