Обед плавно перетёк в ужин.

Если честно, я так до конца и не поняла, как мы оказались у Уинна сначала дома, а потом и в одной постели. Да и выпили мы не так чтобы много. Я аккуратно вылезла из-под его тяжёлой руки и выбралась из кровати, оделась и, прикрыв за собой входную дверь, вышла на улицу. Район у Уинна был респектабельный, и я быстро поймала машину, которая и довезла меня домой. Времени было уже много, но, тем не менее, ещё вся ночь была впереди.

Кроватка сына стояла у меня в спальне. Я поцеловала его в лобик и завалилась спать.

На следующее утро Уинн примчался ко мне в лабораторию, как угорелый. Он ворвался, громко хлопнув дверью. Я подняла на него глаза и пожала плечами.

- Уинн, давай не будем делать из мухи слона? Хорошо? - спокойно спросила я.

- Сделаем вид, что ничего не было? - хмуро сдвинув брови, спросил он.

-А почему бы и нет? - ответила я.

Уинн ушёл так же стремительно, как и появился.

А через две недели было новое скандальное дело. Которое мы так же лихо отпраздновали, и я опять проснулась среди ночи у Уинна под боком. А потом это переросло в традицию. Мы работали, занимались сексом и снова работали, делая вид, что ничего необычного не происходит. Просто вот так протекает жизнь. У него нет времени, у меня его ещё меньше, потому что помимо работы у меня ещё был сын.

Когда Винсенту исполнился год, как гром среди ясного неба на меня свалилась очередная напасть.

Вернувшись вечером с работы, я застала Нэнси и Моник в глубоком шоке. Наша кормилица Жули сбежала, оставив на нас своего сына Пьеро. Она написала нам письмо с кучей ошибок, в котором просила сдать мальчика в сиротский приют. Самой ей было стыдно это делать и очень тяжело. Она оставила документы ребёнка и объяснила свой побег требованием мужа. Дети у них могут быть и ещё, а вот на работу на континенте с маленьким ребёнком не брали. А им с мужем было необходимо встать на ноги и заработать денег. Она сообщала, что они вряд ли вернутся, и просила отнести Пьеро в приют. Самой ей духу проститься с мальчиком не хватило. А так, она оставила его в привычных условиях. Ей так было легче. Ей! А не мне!

Я ошарашенно читала и просматривала документы и смотрела на плачущую Нэнси и сурово поджимавшую губы Моник.

- Все уезжают на континент за иной долей. Можно подумать, там будет лучше. Что за вздор, сьера Вантервиль! - наконец разжав губы, выдавила из себя моя няня.

- Так… как это отразится на детях? Они ведь уже почти отлучены от груди? Мы уже вот и каши им даём?

- Да, они вполне смогут обойтись и без грудного молока. Не переживайте за сына, сьера Вантервиль. А мальчика я отнесу завтра в приют, - сказала Моник.

- Нет! - припечатала я.

- Что, простите, сьера Вантервиль? - приподняла тонкие брови-ниточки моя няня.

- Ни один ребёнок не уедет из моей квартиры в приют. Этот ребёнок - молочный брат моего сына. Ну, значит, теперь будет его братом и по документам. Завтра я оформлю его как своего. Ну… за завтра не управлюсь, но к выходным, скорее всего, документы будут готовы, - постановила я, и взяла на руки Винсента, который дополз до меня по ковру сам.

- Аааа…? - удивлённо воззрилась на меня моя няня, и её брови поползли ещё выше.

- И да, с сегодняшнего дня никакого «Пьеро». У представителя семьи Вантервиль не может быть такого имени. Теперь его зовут Пьер Вантервиль. Второе имя у братьев обычно совпадает, поэтому Пьер Виллем Вантервиль - я пересадила Винсента рядом с собой на диван и, наклонившись, взяла на руки Пьера.

- Разумеется, сьера Вантервиль, - кивнула Моник.