.

– Что с тобой?

– Я больше не знаю, кто я. Я не верю в то, что думаю. И я больше не могу учить йоге.

– Что?

Я быстро высвободилась из его объятий. Иначе бы разревелась.

– Забудь. Отвези меня, пожалуйста, домой.

– Куда домой?

Если бы я знала. Если бы я могла выспаться. В своей кровати. Почему у меня больше нет кровати? Потому что я поссорилась с Аднаном. Потому что он перестал понимать меня. Потому что я не могла объяснить ему, что со мной происходит. Потому что я вылетела из клетки под названием «жизнь» и не могла найти обратную дорогу.

– Что случилось, Люси?

Я протерла запотевшее боковое стекло, чтобы взглянуть на окна второго этажа. Я словно предчувствовала: у окна стояла лучшая подруга мамы и наблюдала за нами.

– Поехали отсюда.

Лоу неуверенно завел мотор. Потом он произнес слова, которые мне не понравились:

– Мы не полетим сейчас в Индию. Тебе нужно сначала отдохнуть.

Во мне поднялась волна упрямства. Против всех, кто думает, что знает лучше меня, что мне нужно. Я достала открытку Коринны и протянула Лоу.

Я ушел от всех, и от себя тоже.

Так просто ты от меня не уйдешь, Коринна. Мне решать, бросишь ли ты меня.

– Смотри внизу справа. Адрес книжного магазина.

– Я забыл очки. Что там?

– Ришикеш.

– Блин.

Вернувшись в студию, я включила хип-хоп и занималась до полного изнеможения. Голова опустела, пот лился ручьем, все мышцы отчаянно болели. Потом руки отказались слушаться. Я рухнула на коврик. Глубоко вздохнула. Закрыла глаза, снова открыла, пощупала колотящийся пульс. За окном смеркалось. Чем темнее становилось в комнате, тем больше она казалась. Чем больше казалась комната, тем более одинокой я себя чувствовала. Чем более одинокой я себя чувствовала, тем ближе придвигались проклятые коробки, где лежала моя жизнь, которая перестала быть моей жизнью. Я увидела, как коробки медленно, одна за другой, открываются и появляется все то, о чем я сегодня не рассказывала, чтобы меня не сочли сумасшедшей. Вдруг нахлынули воспоминания. Все вернулось. Я сдалась.

Наконец-то я могла от души выплакаться.

Я радовалась, что меня никто не видит. И одновременно хотела, что кто-нибудь был рядом. Кто-то, кто понимает меня, потому что мы похожи. Я ничего не рассказала тетке-психологу, потому что мне было стыдно. При этом событие, которое выбило меня из колеи, вовсе не такое, какого следовало бы стыдиться. Скорее его можно назвать чудом.

Оно произошло там, где чудес не ждут, в магазине «ИКЕА», в самый обычный субботний день. Нам нужны были несколько контейнеров для хранения вещей, доски для полок и всякие мелочи. Дети со мной не пошли, но их списки покупок всплывали на экране телефона, пока я катила тележку мимо мебельных гарнитуров. Взвинченная и замотанная, как и все остальные семьи в зимних куртках, которые сновали с рулетками вокруг детских кроватей и кухонных шкафчиков. Я блуждала мимо никому не нужных вещей: корзинок, подушек, плюшевых собак. Стрелки на полу указывали в направлении кассы, но всякий раз, когда мне казалось, что я пришла, появлялся новый поворот, и повсюду висели таблички, которые никуда не вели, только к скидкам и семейным картам. На огромных полках стопки ящиков с дешевой мелочевкой. Ни дверей, ни окон, зато неумолкающая музыка для поднятия настроения. Я задумалась, а не ночуют ли здесь некоторые покупатели на икеевских кроватях под икеевскими одеялами, потому что не нашли выхода до закрытия магазина. Плененные и опьяненные благоустройством дома, и это-то в городе, где дома никто не бывает, где все бесконечно находятся в пути. Я видела напряженные лица, социальную усталость, бесприютные часы, проведенные в метро. И я была… такой же. Страшное понимание – ведь нам свойственно думать, что мы не такие, как все, но в итоге ты всего лишь крохотный муравей в огромном муравейнике, бегающий без передышки по муравьиной тропке. А ради чего? Чтобы рождались дети-муравьи, которые тоже будут строить муравейники, когда старые муравьи умрут, обессиленные гонкой.