– Это доктор Остервальд, психотерапевт.

– О… Здравствуйте.

– Госпожа Фербер?

– Да. Спасибо, что перезвонили. Я волнуюсь за маму.

Тишина в трубке.

– Вы знали, что она уехала в Индию? – спросила я.

Тишина в трубке.

– Может, моя мать говорила что-то… Куда собирается или к кому?

– Вы же понимаете, что все, что говорила мне ваша мать, является врачебной тайной?

– Понимаю. Но она пропала. Бесследно.

Снова тишина.

– Можете приехать? К девяти. Один клиент только что отменил визит.

Я разбудила Лоу, написала записку и в спешке криво наклеила на дверь. Меня уже мучила совесть.

Утренние занятия отменяются. Занятия для уровня 3 в 18:00 по расписанию.

Вот черт. Остается надеяться, что никто не позвонит Рики.

Мы помчались в Шарлоттенбург. Был один из тех дней, когда пахнет весной, хотя самой весны еще не видно. Приемная доктора находилась в бельэтаже старинного здания, прятавшегося за высокими деревьями. Лоу закурил и тут же выбросил сигарету, когда я нажала кнопку звонка. Дверь в стиле модерн, красная ковровая дорожка на лестнице и золотые таблички с именами. Доктор Остервальд сама открыла дверь. Она оказалась моложе, чем я думала, примерно моего возраста, пусть даже я выгляжу старше. Причина наверняка в ухоженности. Доктор походила на идеально убранную и обставленную квартиру. Прекрасный вкус, антиквариат и современное искусство. Рядом с ней я почувствовала себя бродячей кошкой. Она долго смотрела мне в глаза.

– Приятно познакомиться, Люси, – сказала она так, словно давно уже все обо мне знала. Потом протянула руку Лоу: – А вы…

– Лоу.

– Мой отец.

Она ограничилась улыбкой и предложила нам чаю, от которого мы отказались. Потом попросила Лоу посидеть в приемной, а мне сказала:

– Пойдемте со мной.

Лоу бросил на меня растерянный взгляд.

– Речь о вашей матери, – сказала Остервальд и открыла дверь в комнату напротив. Подразумевалось «А он ей всего лишь бывший муж».

Мне стало жалко Лоу. Он не заслужил сидеть под запертой дверью.

– Мне нечего скрывать от отца.

– Я знаю. Проходите.

– Все нормально, – пробормотал Лоу и взял первый попавшийся журнал.

Она провела меня в комнату с эркером и закрыла явно звуконепроницаемую дверь.

– Садитесь, пожалуйста.

«У вас не будет второго шанса, чтобы произвести первое впечатление», – подумала я. Доктор Остервальд свой шанс упустила. Она невозмутимо села в кресло «Ле Корбюзье» напротив меня и посмотрела так, словно хотела найти в моем поведении ответ на загадку, которую ей задала моя мать. Я легко представила, как она сидит в этом кресле и отчаянно пытается прочитать что-нибудь на непроницаемом лице Коринны. Я решила, что скажу только самое необходимое.

– Я уже недоумевала, почему ваша мать пропустила несколько приемов. Без предупреждения, это на нее не похоже.

«Ну да, ты же хорошо ее знаешь», – подумала я и спросила:

– У вас нет предположений, что она делает в Индии?

Вместо ответа доктор наклонилась к журнальному столику и взяла открытку, которую явно положила туда заранее.

– Вот что она прислала мне.

Молодец, Коринна. Родной дочери даже сообщения не отправила, зато доктор Остервальд получает открытку. Прекрасно. На открытке был изображен Шива, медитирующий на берегу широкой реки. На плечи ему карабкались обезьяны. Поверх картинки строчки, написанные почерком матери:

– Вряд ли, – задумчиво сказала Остервальд, – можно «найти себя» в Индии за несколько дней. Я предполагаю, что последнее предложение – это сформулированное желание.