«Не вижу смысла, – отписываюсь я. – Мне хватает той работы, что я проделала сама».
В почтовый ящик уже прилетает ответка: «Это Кэндис. Отвечаю на ваше письмо. Я твердо убеждена, что нам следует нанять читателя, знакомого с историей и языком. Джун не принадлежит к китайской диаспоре, и мы рискуем навредить, если досконально не проверим все китайские фразы, понятия и текстовые выкладки на предмет расизма, обратившись к бета-ридеру, который сможет найти ошибки».
Из груди вырывается стон.
Кэндис Ли, помощница Даниэлы по редакционной работе, – единственный человек в «Эдем», кому я не по душе. Внешне она этого никогда не показывает, чтобы не было оснований жаловаться, – ее письма безупречно вежливы, она лайкает и ретвитит все, что я публикую о книге в соцсетях, а на видеоконференциях неизменно мне улыбается. Но я вижу, что все это неискренне: скупое выражение лица, резкие интонации.
Может быть, она знала Афину. Может, она одна из тех начинающих писательниц, что работают в издательстве на низовых, плохо оплачиваемых должностях, и пишет свой роман о Китае, и вот она завидует, что я добилась успеха, а она нет. Я это понимаю – в издательском деле такое на каждом шагу. Но это ведь не моя проблема.
«Повторяю: той работы, которую я проделала при подготовке книги, достаточно. Так что откладывать выпуск на данном этапе считаю неуместным, тем более что сроки уже поджимают, пора отправлять макет рецензентам». Отправляю.
Казалось бы, на этом и конец. Но час спустя мой почтовый ящик сигналит снова. Снова Кэндис, никак не угомонится. Письмо адресуется мне, Даниэле и всей пиар-команде:
«Привет всем.
Хотела бы еще раз подчеркнуть, насколько, по моему мнению, важно, чтобы к данному проекту был привлечен этический бета-ридер. В нынешних условиях читатели неизбежно с подозрением отнесутся к любому автору, который пишет о вещах за пределами своего культурологического поля, – и на то есть веские причины. Я понимаю, что это может повлиять на сроки, зато так мы защитим Джун от обвинений в культурной апроприации или, что еще хуже, в паразитировании на чужой культуре. Это также доказало бы, что Джун хочет выставить китайскую диаспору в выгодном свете».
Бог ты мой. Культурная апроприация? Паразитирование? У нее с головой все в порядке?
Я пересылаю ее письмо Бретту. «Ты можешь ей сказать, чтобы она отвалила?» – спрашиваю я. Агенты – замечательные посредники во время подобных перепалок; можно не пачкать руки, нож они всадят сами. «Я свою позицию, кажется, изложила вполне ясно, так чего она продолжает вязаться?»
Бретт выясняет, нельзя ли, вместо привлечения посторонних, поручить вычитку самой Кэндис? Та отрезает, что она американская кореянка, а не китаянка, так что предположение Бретта является по сути расистской микроагрессией. (Именно тут я прихожу к выводу, что Кэндис существует исключительно ради того, чтобы жаловаться на микроагрессию.) Для улаживания ссоры вмешивается Даниэла. Конечно, за основу берется мое авторское суждение. Нанимать или не нанимать бета-ридера – сугубо мой личный выбор, а я ясно дала понять, что никакой этический бета-ридер нам не нужен. Так будем придерживаться изначального графика. Вот и все.
На следующей неделе Кэндис присылает мне письмо с извинениями за свой тон. Хотя выглядит оно фальшиво; я бы сказала, чертовски пассивно-агрессивно: «Извините, если вас задели мои предложения. Вы же понимаете, Джун, я лишь хочу помочь публикации “Последнего фронта” насколько это возможно».