– А у меня в холодильнике пусто… Есть только кофе.

– Если ты про тот кофе, которым мы занимались три часа без перерыва, то я больше не могу…

– Этот тоже у меня уже через край льётся. Я про обычный, зерновой.

– Может, еды закажем? Или в кафе пойдём.

– Честно говоря, я бы сходила куда-нибудь. И дом проветрила.

Они вместе засмеялись. И Ясмина заметила, что у мужчины ямочка на подбородке. Она потянулась к ней и поцеловала.

– Так, девушка, если ты не хочешь остатки вечера провести, пряча труп малознакомого мужчины, слезь с меня и одевайся. Иначе я умру прямо на тебе. Или в тебе. Можно я схожу в душ?

– Конечно, свежее полотенце лежит на полке.

Яся соскользнула с кровати, подошла к комоду. Там среди вороха хлопчатобумажного белья «библиотечной моли» она отыскала изюминку своего интимного гардероба – красные кружевные трусики. Потом влезла в любимые джинсы с высокой талией и укуталась в кашемировый джемпер, на который копила почти год.

Она подошла к зеркалу и увидела какую-то потрясающую молодую девушку. Волосы, всегда собранные в тугой хвост, сейчас спадали небрежными прядями на лицо. Губы распухли от бесконечных поцелуев. На щеках разлился закат.

И Ясе вдруг стало страшно. Ей казалось, что она сошла с ума. Что у неё раздвоение личности. Она почувствовала, что кто-то накинул на неё колючий шарф и стал стягивать ей горло. Стены начали сжиматься и словно бы падать на неё.

Ноги как будто лишились костей и больше не могли её держать. Яся рухнула на пол.

Яся сидела на стуле и ела самую большую в её жизни шаурму.

На самом деле есть она уже не хотела. Но знала: пока не кончится шаурма – не начнётся разговор. Она как можно сильнее оттягивала его начало, как больной раком откладывает ненужными анализами подтверждение и так уже известного диагноза.

Потому что после этого изменится всё.

Соус капнул на кашемировый свитер и оставил уродливое красно-белое пятно. Ясе было всё равно. Она смотрела на Максима-Михаила, который на самом деле оказался Артёмом (ну, по крайней мере «М» в имени есть), и пыталась понять, о чём он думает. Он смотрел на неё взглядом собаки, которую накормили вкусной, но отравленной едой. И молчал. Молчал невыносимо громко, как молчит человек, которому есть что сказать.

Яся положила последний кусок шаурмы в рот и принялась усердно жевать. Артём терпеливо ждал и, заметив соус на кофте, вытер его салфеткой. Он взял ладошку Яси в свои руки, стал перебирать пальцы и гладить её.

– Что это было? – спросил он и стиснул ладонь.

– Не знаю… – сказала Яся. – Со мной такое впервые.

Яся врала. И этот обман закрутился вокруг шеи колючим шарфом. Таким же, как в тот первый раз.

Ясе было 8 лет. Первый день весенних каникул. Она встала пораньше, прибрала комнату, расставила учебники на полку, полила во всём доме цветы. После завтрака вымыла посуду и поинтересовалась у мамы, нужна ли помощь. Та махнула рукой: дескать, не мешай. И Яся спросила разрешения пойти на улицу. Мама посмотрела неодобрительно, но не нашла ни одного повода оставить дочь дома.

Из открытой форточки доносился щебет птиц и ещё более звонкий щебет ребятни. Солнце переливалось с улицы в комнату и пьянило, как молодое вино. Ясе было весело, она пританцовывала, надевая колготки и рейтузы. Потом вышла в коридор, нахлобучила шапку, застегнула пуховик, влезла в сапоги и уже потянулась к засову, когда услышала приказное «Стой!».

Мама стояла в арке коридора и держала в руках колючий серый шарф.

– Хочешь горло простудить? Помодничать решила она, а нам с отцом потом на лекарства раскошеливайся? – упрекнула её мать.