Тот, словно слепленный из лунного света, летит вверх и звенит хрустальным колокольчиком. А как только начинает падение, его подхватывает другой игрок – маленький чашеобразный гонг сёгуро, который прыгает так ловко, что кажется настоящим акробатом. Каждый прыжок сопровождается мелодичным звоном, будто бьют молоточком во время буддийских церемоний.

– Что тут происходит? – бормочу под нос, не в силах оторваться.

На краю площадки собралась компания наблюдателей. Огромный деревянный сундук стоит неподвижно, но его крышка медленно приоткрывается и закрывается, будто даёт указания. Рядом с ним качается на тонкой ножке масляная лампа, её пламя переливается всеми цветами радуги. Возле неё бумажный фонарь. Его свет то вспыхивает ярче, то гаснет. Неужто смеётся?

А ещё на камне элегантно сидит фарфоровая кукла. Её лицо – безупречно расписанное, холодное и надменное – не выражает никаких эмоций. Она лениво обмахивается веером, сделанным из старого шёлка.

Шарик снова подлетает вверх, его подхватывает третье существо – дзоригами. Часы, о которых забыли хозяева. Их поверхность покрыта вмятинами и трещинами, но дзоригами движется так плавно, что это вызывает у меня невольное восхищение.

Каса-обакэ промахивается, и шарик катится к краю площадки. Сундук резко скрипит, громко высказывая своё недовольство. Остальные начинают хихикать, переговариваться, а каса-обакэ, кажется, даже умудряется покраснеть.

Я ловлю себя на том, что невольно улыбаюсь. Какой абсурд. Но это тоже жизнь.

Пожалуй, именно это мне и нужно было перед сном.

Но потом шарик влетает прямо мне в грудь.

Бар, в котором сидит Уёми, находится на последнем этаже старого здания в самом сердце Токио. Уютно, сдержанно оформлено в традиционном стиле: деревянные панели тёмного цвета, бумажные перегородки, которые слегка приглушают свет, создавая мягкое и даже тёплое освещение. На полках за стойкой красуются бутылки саке, виски и редких ликёров, каждая с элегантной этикеткой. В воздухе витает тонкий аромат жареного кунжута и цитрусовых ноток юдзу.

Уёми расположился за угловым столиком, чуть в стороне от остальных, так, чтобы видеть всех, но избежать лишнего внимания. Перед ним небольшая керамическая бутылка саке, напиток заполняет маленькую чашечку. Рядом аккуратно расставлены закуски: тарелка с ломтиками копчёного угря, посыпанного зелёным луком и семенами кунжута. Крошечная миска с маринованными огурцами и морковью. И блюдце с хрустящими рисовыми крекерами, пропитанными соевым соусом.

Уёми держит чашечку двумя руками, медленно подносит её к губам, наслаждаясь богатым, слегка сладковатым вкусом. Его взгляд устремлён в большое окно, выходящее на город. Токио расстилается как бесконечное море огней: неоновые вывески, фары машин, бесчисленные огоньки высоток. Ночной воздух, несмотря на стекло, будто доносит отголоски мегаполиса – тихий гул движения и шум голосов.

Кроме Уёми здесь есть другие посетители. За стойкой сидят несколько человек. Молодой мужчина в строгом костюме, судя по всему, офисный работник, слабо улыбается бармену, который только что поставил перед ним оранжевый коктейль. Два пожилых японца переговариваются тихими ровными голосами, обсуждая, кажется, что-то связанное с политикой. Одна женщина в элегантном красном платье читает книгу, поставив рядом чашку зелёного чая.

В центре зала группа из трёх студентов оживлённо разговаривает, то и дело посмеиваясь над шутками. У них на столе пиво и тарелка с такояки, которые они делят между собой. Бармен ловко перемешивает ингредиенты для очередного коктейля, звеня шейкером.