Родители учились на рабфаке физико-математического отделения Московского государственного университета. Из всяких разговоров и старых книжек, подписанных инициалами родителей, знаю, что мать занималась краеведением. Это был общий интерес родителей. Сейчас краеведческие музеи начинают снова играть роль хранителей культуры. Все рушится, библиотеки рушатся, школы закрываются, а музеи работают, и их роль значительнее, чем пятнадцать-двадцать лет назад.

После революции краеведение, как патриотическое движение, расцветало. Может быть, потому, что туда пошли, скрываясь от всяких репрессий, интеллигентные люди, так же как позже, в сталинское время, сделала биологическая интеллигенция. Почему была такая сильная заповедная система в Советском Союзе? Потому что жизнь выталкивала туда людей от всяких доносов и репрессий. Заповедным работникам всякие шпионские или вредительские обвинения тоже предъявляли, но гораздо меньше, чем в городах.

Семья Яблоковых. Слева направо: отец Владимир Сергеевич, братья Клим и Алеша, мама Татьяна Георгиевна. Перед уходом Клима в Красную армию. 1943 г.

После окончания университета отец стал геологом-угольщиком, а мать – палеонтологом. Они оба работали в Московском угольном бассейне.

Про карьеру отца я знаю немного. Знаю только, что он был послан в командировку в США как инженер-угольщик и пробыл там полгода или около того. Такая командировка была большой редкостью в те времена.

Вообще наши родители остерегались рассказывать детям о предках, хранить семейные традиции, рассказывать о том, что происходило вокруг. В сталинское время безопаснее было ничего не знать. И только когда я стал взрослым, мама рассказала историю своей «карьеры». А было так. Она работала на шахте в Подмосковном угольном бассейне младшим геологом. Сажают начальника шахты, и заместитель начальника становится начальником шахты, главный геолог становится замначальника, а младший геолог – старшим геологом. Вот она стала старшим геологом. Снова сажают начальника шахты, и вся эта цепочка продвигается выше. Чтобы избежать участи начальников, а стало ясно, что «каток» не остановится, она завербовалась на поиски гелия. Тогда считалось, что будущая война – это война моторов, в том числе дирижаблей. Для дирижаблей нужен был гелий. Поиск гелия был такой же стратегической задачей страны, какой потом стал поиск урана. Мама завербовалась в геологическую партию на поиски гелия в Семиречье – это в Средней Азии. И это ее спасло от репрессий. Мама около года проработала в поисковой партии, отбивалась там от басмачей. Есть даже фотография, где мама на коне в армейской гимнастерке, с револьвером на боку. Басмачи были кругом, но они были менее страшным фактором, чем сталинские репрессии. Это было где-то 1924–1925 годы. Мой брат Клим родился в 1926-м, а я в 1933-м.

Дальше мать стала специализироваться как палеонтолог и поступила на работу в Палеонтологический институт. Она занималась так называемыми руководящими ископаемыми организмами, по которым можно определять возраст горных пород. Если знать возраст горных пород, можно предположить наличие в них определенных полезных ископаемых.

Мама была очень активный человек. Я очень похож на нее. И она была в теплых отношениях, в хорошем смысле слова, с директором института академиком Алексеем Алексеевичем Борисяком. Она была его правой рукой. Мама перед войной защитила диссертацию и стала одним из ведущих сотрудников в Палеонтологическом институте. Перед самой войной мама прошла также курсы медсестер. Тогда уже было ясно, что вот-вот что-то случится. Страна готовилась.