— Обещаю, что непременно подумаю, но мы отклонились от курса, — напоминаю. — Ты ведь меня дожидаешься с определённой целью? Только не говори, что соскучился. Пощади! Моя психика не готова к такой сопливой романтике.

Тонкие губы Артемия искривляются в токсичной усмешке.

— Обойдёмся без романтики. Я ведь тебя предупредил, что мы не закончили.

Да уж, предупредил. И отжал мою жвачку, ирод! Ничего святого у человека нет.

В любом случае, пора преступать к следующей фазе плана. Привлечь внимание я привлекла. Теперь пора направить его, в общем-то, весьма тривиальные мысли в нужное мне русло.

— Слушай, давай уже расставим всё по своим местам? Я помяла тебе машинку, да? Претензия в этом? Так я заплачу, хоть это и ты олень, который не смотрит в заднее зеркало.

— Как интересно ты всё вывернула. Но мы ведь оба с тобой знаем, что ты въехала в меня нарочно.

Какая самоуверенность!

Приближаюсь ближе, сокращая расстояние до минимума, однако этого недостаточно. Ещё и кокетливо приманиваю его пальчиком, заставляя склониться так близко, чтобы в полной мере почувствовать исходящее от его кожи терпкое тепло, щекочущее рецепторы.

— Докажи, — горячо выдыхаю ему в лицо.

Ага, завёлся.

В демонических зрачках, буквально пожирающих мои губы, вспыхивает самое настоящее дьявольское пламя. То самое, что грозит сжечь к чертям собачьим всё, до чего может дотянуться.

Сжечь ярко, эффектно и со вкусом.

— Нахер доказывать, — глухо рыкают. — Я просто тебя трахну, и будем квиты.

Ух, сколько же в нём экспрессии, сколько огня!

И да станем отрицать, это завораживает. Огонь всегда завораживает, вот только после пожара, как водится, остаётся пепелище. А кому это надо?

Правильно. Точно не мне. Поэтому, как у любой запасливой девочки, у меня на этот случай заготовлен огнетушитель.

— Нет, родной. Трахну тебя я. Но исключительно тогда, когда сама посчитаю нужным. Смирись с этим, — притянув его за ворот выглядывающей из-под кожанки футболки, нарочито медленно оставляю отпечаток перламутрового блеска для губ аккурат между поблёскивающей серьгой-колечком и заходящей на шею тату. Целую и отступаю на шаг. — Спокойной ночи, яхонтовый. Приходи, когда тебе будет предложить мне что-то куда более существенное, чем второсортный одноразовый перепихон. Чмоки-чмоки! — отвешиваю на прощание, красиво сваливая в закат.

— Белинская, ты — сука, — прилетает мне в спину.

— Знаю, — не оборачиваясь, салютую возвращённым пропуском, направляясь к закрытой металлической калитке. — И горжусь этим.

***

Спиридонов верно подметил: студенческий городок, как его тут громко величают, на деле является банальной общагой, расположившейся в бывшей питерской коммуналке. Причём, общагой второсортной и нуждающейся в капитальном ремонте.

Внутри самые обычные небольшие комнатушки: в угловые комнаты вселяют по три человека, в неугловые — по двое. Из удобств — одноместные доисторические койки, казённые постельные принадлежности которые я побрезговала брать и купила свои, рабочие столы и шкаф напополам.

В остальном тоже не лучше: в пользовании убогий, но хотя бы чистый санузел на пятерых и единственная задрипанная кухня на несколько жилых блоков.

Не могу сказать, что данное местечко — предел моих мечтаний. Даже общежитие в Калифорнии рядом с этой советской развалиной казалось настоящим дворцом, но чтобы сепарироваться от отца, с которым у нас всегда были достаточно натянутые отношения, более чем сгодится.

К тому же, на этот раз соседка попалась вроде как адекватная. Мирная, спокойная. Слегка заучка. По ночам не лунатит, не храпит и святой водой меня не окропляет, пока я сплю. В отличие от предыдущей придурковатой католички.