– Калбатоно Гулико, дорогая! У вас сегодня день рождения?! А что же мы тут все стоим?

…Сверкающий зеркалами, хрустальными люстрами и идеальными скатертями ресторан на бульваре Капуцинов, темнокожий тапер за белым роялем, официант с киногеройской внешностью и манерами. Фуа-гра и устрицы в высокой вазе со льдом. И длинные прочувствованные тосты словно бы с французским акцентом…

Когда Давид и Гурам тихонько затянули грузинское застольное многоголосие, пожилой степенный Жак, обслуживавший стол, с пониманием подмигнул светловолосому пареньку, своему коллеге: «Снова твои земляки гуляют, Андре! Ох, эти русские!» Андрюша, студент Сорбонны, подрабатывающий в ресторане официантом, улыбнулся и покачал головой: «Русские? Нет, Жак, это грузины».

«Тбилиси – это маленький Париж», – вспомнила Ия.

А Париж – это большая мечта обитателей маленькой планеты. Настолько маленькой, что каждый из них может запросто встретить другого на крошечной площадке Эйфелевой башни. Если разрешить себе большую мечту.

– Приехали, месье!

Сидевший сзади пассажир вздрогнул. Несколько листов бумаги выпало из его рук. Он замешкался, собирая их, а затем вышел, забыв попрощаться с водителем. Тот что-то закричал вслед, но старик не обернулся и продолжил идти вперед. Он уткнулся в свои бумаги, и лишь резкий скрежет тормозов и громкий продолжительный гудок заставили его оторваться от чтения и взглянуть на остановившийся слева желтый «ситроен».

– Месье, с вами все в порядке? Будьте внимательней, здесь уже дорога! – предостерег его водитель.

– Да-да, спасибо! – старик отошел на тротуар. Он вновь перебирал листы, исписанные так мелко, словно кто-то хотел уместить на них всю историю Франции.

Его звали Жак Перье. Он только что приехал из Лиона, города своего детства. Там до сих пор жил Франсуа Севиньи, с которым они подружились еще лет в пять. И вместе поступили на факультет в университет Ла-Вареньи. Его друг был въедливым, жестким и принципиальным. Твердил, что адвокатура – удел мягкосердечных, а он сделан из металла и стали. Франсуа всегда доезжал до цели и стал прокурором Лиона в тридцать пять лет. Казалось, что у него внутри восьмицилиндровый движок, как у болида Формулы-1, который уж точно прослужит дольше двухсот тысяч километров. Казалось… Пока Жаку не пришло приглашение на похороны от префекта Лиона и письмо от поверенного с просьбой прибыть и лично забрать завещанное ему имущество.

Они с Франсуа разговаривали по телефону почти каждый день, хотя не встречались уже больше двадцати пяти лет, с тех пор, как Жак переехал в Париж. Но, несмотря на это, Жак знал, что его друг играет на гитаре по вечерам, ездит к морю на выходные и неравнодушен к сигарам «Монтекристо». Франсуа никогда не покидал Лиона, он практически жил в своем кабинете. Работа была его страстью, и мир за ее пределами не представлял для него интереса.

Жак сел на поезд и уже через пару часов сидел в конторе у адвоката Франсуа. Под роспись ему вручили конверт. Что же, дорогой Франсуа, посмотрим, к чему такие сложности.

– Внимание, поезд Лион Перраш-Париж следует до Лионского вокзала.

За окном медленно потянулись люди, дома, деревья, поля и церкви. Жак открыл конверт.

«Пишу это только тебе. Больше никого у меня нет. Кроме тебя и…»

Перед ним понеслись дни и года. Но не те, которые помнил он. Дело о продуктах. Мелкое и незначительное, как говорил Франсуа.

«…Но сколько же от него проблем. Те двое, наш мэр и его жена, долгое время брали деньги из бюджета и тратили их, как им хотелось. Я легко вычислил, кто за всем стоит. Гораздо сложнее было спустить это дело на тормозах. Пришлось возиться с мелкими газетенками, чтобы не допустить дальнейших публикаций расследования. Но оно того стоило. Должность прокурора теперь стала моей. Скорее всего, на долгое время. Пока они у власти, там буду и я…»