На вязаном шарфе и курточке остались крошки от слойки. Помогаю стряхнуть и стараюсь подобрать правильные слова для расстроенного ребенка.

— У взрослых иногда так бывает, Вась. Что не хочется говорить.

— А может это та злая ведьма из кафе вас все-таки заколдовала? Поэтому вы не хотите разговаривать? Разозлилась на доброго мага за то, что он со мной подружился, — всхлипывает моя кроха. — Это получается, что я виновата? — по ее щечкам текут слезки. — Ты его расколдуешь? — рыдает она. — Я не хочу, чтобы вы ссорились.

— Вась… Вась, ну ты чего? — я готова расплакаться вместе с ней. — Ты ни в чем не виновата.

— Правда? — хлюпает носом.

— Конечно, моя девочка, — поднимаю ее на руки, прижимаю к себе.

Нельзя ругаться при детях. Вот что из этого получается.

— Пойдемте, — рядом с нами снова материализуется Антон. — Ваш автобус все равно ушел. Вы совсем замерзнете, пока будете тут стоять. Я отвезу.

Соглашаюсь из-за Василисы. Спорить с Завьяновым при ней я больше не стану. Пусть отвезет. Ничего критичного в этом нет.

Подходим к очень пафосной машине. Антон открывает для нас дверь. Садимся с дочкой на заднее сиденье. Маг уходит за руль.

— А где Логан? — цепляю его от обиды и за себя, и за дочку.

— Вернул водителю. Это была его машина. Брал на время.

— Вот, еще и машина ненастоящая, — вздыхаю, отворачиваюсь к окну.

— Вась, а смотри, что у меня есть, — Антон держит руль одной рукой, второй шарит по карманам, достает связку ключей и отстегивает от нее брелок. — Держи, — протягивает крохе.

— Ух ты! Мамочка смотри, — дочь показывает мне металлическое кольцо на цепочке. Внутри него кружится голубая снежинка, очень похожая на настоящую. — Она почти такая же красивая, как ты, — крутит ее пальчиком рассматривая со всех сторон. Антон поворачивает к нам голову и обаятельно улыбается.

— Нечестно это, господин Завьянов. Действовать через ребенка, — фыркаю на него.

— Даже не пытался, — заводит машину в наш двор. — Знаешь, даже у заключенного, приговоренного к смертной казни, есть право на последнее слово. Дай мне возможность все объяснить.

— Хорошо. Завтра во время обеденного перерыва.

— Ура! — как мальчишка, получивший долгожданный велосипед, подпрыгивает на месте.

Василиска выскакивает из машины, вспоминает, что в ее руке все еще зажат брелок Антона.

— Ой! Возьми, — протягивает ему. — Чуть не забыла отдать.

— Оставь себе. Это подарок.

— Спасибо, — оббегает машину, обнимает Антона за шею.

— Вась, пойдем. Поздно уже. Магу тоже пора отправляться в его родовой замок.

Он до последнего смотрит нам вслед. Закрываю подъездную дверь, быстро поднимаемся в квартиру. Одной рукой грею нам ужин, второй переодеваюсь прямо на кухне. Стараюсь всеми силами себя занять, чтобы не думать ни о нем, ни о его лжи, ни о той обиде, что никак меня не отпускает.

Купаю Василису. Помогаю надеть пижамку. В комнате усаживаю ее на кровать, чтобы хорошенько просушить и расчесать волосы.

— Ты уже придумала, что попросишь у Деда Мороза? — задаю очень важный вопрос.

— Конечно, — лукаво улыбается дочь. — Я хочу папу. Настоящего!

— Васенька, ты чего? Дед Мороз не может подарить человека, — улыбаюсь, расчесывая ее длинные пряди.

Непоседа во фланелевой пижаме со снеговичками сидит на краю кровати и болтает ножками.

— Почему?

— Да хотя бы потому, что он не влезет в его мешок.

— Ты просто не веришь в Деда Мороза, да? — хитро прищуривается.

— Почему не верю? Очень даже верю, — тяжело вздыхаю, не зная, как рассказать ей правду и не убить веру в чудо.

Снова я слышу про папу. Ей так хочется лепить с ним снеговиков и кататься на коньках. Есть пончики перепачкав нос в сахарной пудре и крепко обнимать перед сном. Я все это знаю. Вижу, как горят ее глаза рядом с Антоном. От этого становится только больнее. Второй мужчина в нашей с ней жизни оказался лжецом. Но первого она хотя бы не знает, а вот Завьянов…