─ Ань, не бросай меня, прошу тебя! Я без тебя сдохну! ─ пытаюсь коснуться ее ноги, но она отступает с таким отвращением, словно перед ней грязная лужа.

 ─ Нет, не сдохнешь! Ты же так себя любишь, а мы так ─  марионетки, твоя свита.

 ─ Аня, нас столько всего связывает!

 Она присаживается на корточки, касается моей щеки, и я вскидываю глаза в надежде если не на прощение, то хотя бы на последний шанс.

 ─ Ты подарил мне двух прекрасных детей. К тому же ты знаешь, что больше детей у меня не будет. Так что спасибо тебе за них! Но то, что между нами было ─ это безумие, которое следовала прекратить давным-давно. Поверь, нам лучше будет врозь. Я получу спокойствие, а ты сможешь опять жить весело и без обязательств.

 Встает, хладнокровно проворачивается на каблуках и спокойным, уверенным шагом идет прочь, оставив меня, ноющий кусок биомассы, ни с чем.

 Поднимаюсь на ноги и как побитый пес плетусь к себе. Вика все еще в моем кабинете ─ стоит у стола с провинившимся видом. Бросается ко мне и касается горящего под глазом синяка.

 ─ Это она вас так? Я сейчас лед принесу!

 ─ Пошла вон! ─ ору я так громко, что ее сносит в другую часть комнаты.

 ─ В смысле? ─ спрашивает ошарашенно.

 ─ В смысле ты уволена! Расчет получишь в бухгалтерии!

 ─ Что я сделала не так? Вам не понравилось?

 ─ Я сказал, пошла вон! Еще раз увижу, голову оторву, ─ цежу я сквозь стиснутые зубы, едва удерживаясь, чтоб силой не выпихнуть ее за дверь.

 Понимая, что сейчас может обзавестись таким же фингалом, тихо сливается. Хватаю бутылку и наливаю стакан до краев. Подношу его к губам и вижу в желтоватой жидкости собственное отражение.

 ─ Ничтожество! ─ выкрикиваю и запускаю стакан в стену. ─ Только и способен, что бухать и трахать все, что движется!

 Хватаю бутылку и швыряю ее в большой стеклянный шкаф со всякими фейковыми дипломами. Стекла разлетаются с оглушительным треском и крупными кусками падают на пол. Мне этого мало. Подлетаю к шкафу, хватаю его за дверцу, из которой торчат мелкие куски стекла, и обрушиваю на пол, несмотря на жгучую боль и теплую, скользкую кровь, которая тонкими струйками льется по рукам.

 Плюхаюсь на пол, заставив осколки под собой жалобно скрипнуть, закрываю лицо окровавленными ладонями, растирая слезы и сопли по пульсирующим щекам. Только и умею, что крушить, ломать и портить. Какой же я скот!  Рано утром растолкал мать своих детей, устроил клоунаду с битьем посуды и, как всегда, проигнорировал её боль  ─ просто приехал сюда нажрался и «отомстил» ей, ни в чем не виноватой.

 Верно говорят, что ты не ценишь того, что имеешь, пока не потеряешь навсегда. Но я все же из тех, кто встает, как бы сильно жизнь ни била. Впрочем, жизнь тут ни при чем ─ я сам себя отправил в нокаут. Но я докажу ей, что мне ничего больше в этой жизни не надо кроме семьи.

 Поднимаюсь на ноги и бреду в туалет, чтоб привести себя в порядок. Мне приходилось видеть свое лицо после самых ожесточённых драк, когда и нос перебит, и ухо надорвано, и оба глаза уже не открываются из-за отека, но смотреть на свое отражение сейчас противно как никогда. Не из-за синяка под глазом и кровавых следов, а просто потому, что я сам себе отвратителен после всего, что с ней сделал.

 Наскоро умываюсь холодной водой и достаю маленькую коробку с аптечкой. Заливаю порезанные руки «Хлоргексидином» и бинтую как попало. Нет времени, чтоб жалеть себя, дебоширить и пьянствовать. Мне надо домой. Надо поговорить с ней еще раз. Убедить, что рано еще ставить крест на наших отношениях. Ведь если у нас родились такие чудесные дети, не все было так плохо, как её кажется.