— Приехали, я жду тебя, — голос водителя грубый и требовательный. — Надумаешь сбежать, все данные тут, он постучал указательным пальцем по экрану смартфона, прикрепленного к приборной панеле. Сегодня же накатаю заяву ментам.

— Я вернусь, — пообещала я, сдвигаясь к двери. — Дайте мне десять минут.

— Засек время, — хмыкнул он и прикурил.

Я вышла из такси, взглянула на крышу автомобиля. Абсолютно ровная и без царапин, но у меня не было желания и сил сейчас спорить и доказывать, головная боль усиливалась и перед глазами уже летали темные мушки.

Вошла в подъезд, поднялась на второй этаж, занесла руку над кнопкой звонка.

— А я заметила тебя в окно, — сказала мама, открывая дверь. Ее улыбка померкла. — Что-то случилось? — спросила она.

— Случилось, мам. Я все расскажу. Мне нужны деньги расплатиться за такси.

Я называю сумму, мама хмурится.

— А почему так много?

— Я все верну.

Она идет в спальню и возвращается с купюрами в руках.

— Держи.

Следит за мной в окно, когда я выхожу на улицу и отдаю деньги водителю. Вновь встречает у двери. Очень встревоженная.

— Никита звонил, — протянула мне телефон. — Спрашивал доехала ты или нет. Перезвонишь?

— Нет, — ответила я, снимая туфли и обнимая маму. — Я буду разводиться, мам. Можно пожить в своей старой комнате пару недель, пока не найду подходящую квартиру?

Я не сомневаюсь в своем решении.

Не смогу простить.

Никогда.

Перед глазами так и стояла мерзкая картина, как Никита держит девушку за волосы, как толкается бедрами в ее открытый рот.

В ушах словно на повторе ее сдавленные недовольные стоны и его хриплые приказы.

Нет.

Не прощу.

Не смогу.

***

— Тут опять Никита звонит, — мама зашла ко мне в комнату и показала телефон. На экране светилась надпись “Любимый зять”.

— Я не хочу с ним разговаривать, — ответила я. — Не бери.

— Так он приедет, — сказала мама очевидную вещь.

Никита всегда был упрямым. Именно упрямым. Он не знал слова “нет”. “Нет” — означало для него стимул добиваться своей цели.

— Давай поговорю, — согласилась я, присаживаясь на диван и с шумным выдохом проводя по экрану пальцем. — Да.

Мама вышла.

Я ей все рассказала. Без подробностей. Мне просто было стыдно, говорить о том, что я видела. Она не стала обсуждать случившееся. Спросила хочу ли я чаю или поесть, и получив отрицательный ответ, сказала, что могу оставаться у нее сколько угодно.

— Наташ, ты?

— Я, — от одного голоса мужа по телу пробежала дрожь отвращения.

— У вас с матерью так похожи голоса.

— Что ты хотел? — спросила я прямо, желая только одного — закрыть глаза и уснуть.

— Хотел узнать, как ты?

— Лучше всех. Что-то еще?

— Да. Я забрал твою сумочку. Телефон разбился. Хочешь, я сейчас заеду в салон, куплю новый и все привезу?

— Не хочу.

— Нат…

— Ник, я не хочу тебя видеть. Неужели ты не понимаешь, что ты сделал мне больно? Или считаешь, что я за пару часов забуду все. Не забуду, Ник. Не смогу. А знаешь почему? — спросила зачем-то. Я ведь могла сбросить звонок и отключить телефон.

— Почему?

— Потому что пока я умирала от головной боли, которую терпела из-за лекарств, чтобы мы смогли зачать ребенка, ты трахал другую.

В трубке повисла тишина.

— Я ее не трахал.

— Ты ее имел в рот! Грязно и мерзко! Не стесняясь никого и не думая, что тебя могли застать. Тебе было на это плевать. Тебе было плевать на меня! На нашу семью!

— Ты усложняешь.

— Усложняю?! — я не могла спокойно говорить. Я больше не испытывала стеснения, что меня услышит мама. — Да, я усложняю. Я хочу сложной жизни. Если для тебя верность слишком сложно, нам не по пути.