– О, да! – стонал я, поднимая её вверх и врываясь в тесные глубины до упора, до тех пор, пока не понял: дальше уже некуда. Вошёл по самую рукоятку.

– Обхвати меня ногами! – просил, почти умоляя, и она сделала то, чего я желал больше всего.

– Вместе, ты и я, – дышал Илоне в шею и целовал, упиваясь нашими слаженными движениями.

Всё было так знакомо, привычно, здорово, словно никогда и не заканчивалось. Всё было в миллиард раз лучше и умопомрачительнее, чем я помнил и что прокручивал одинокими ночами, вспоминая, восстанавливая, бередя раны, что никак не хотели заживать ещё очень долго… Так долго, что я потом сам себя ненавидел.

В тот момент я не помнил её предательства и лживости.

Мир наших противоречий уполз, скуля, куда-то далеко-далеко. Жило лишь вожделение, ярость наших толчков, пульсация вен, ритм обезумевших сердец.

Илона цеплялась за мои плечи, словно я – последний оплот. Я держал её так, словно боялся, что если отпущу, то потеряю что-то очень важное и ценное.

Она задрожала в моих руках. Я догнал её и ответил тем же. Один тихий стон на двоих. Теперь мы оба мокрые и горячие, сплетённые, спаянные так, что не разорвать, не расцепить, не разрушить.

И когда я наконец пришёл в себя, то понял, что мы натворили.

Ладно. Что я натворил. Никогда не перекладывал свою ответственность на другие плечи. Уж на Илонкины я точно ничего перекладывать не собирался. Не по-мужски это.

Мне и в страшном сне привидеться не могло, что радость от бабушкиной успешной операции закончится вот этим. Тем самым. Да ещё с предательницей Бояркиной, которую я не видел одиннадцать лет.

Стоило вернуться домой, чтобы почти сразу же наткнуться на неё. Ирония судьбы, не иначе. С лёгким паром я тоже не оплошал.

В огромной многомиллионной столице я припёрся именно туда, где властвовала Илона Бояркина. Девушка, которую я любил до беспамятства. Девушка, что отбросила меня как сломанную вещь только потому, что я не оправдал каких-то её ожиданий. Короче, был для неё нехорош и материально неустойчив.

Долгими ночами, находясь за пределами родины, я представлял, как приду весь такой прекрасный, богатый, перспективный, встречусь с нею словно невзначай, гляну как на пустое место и пройду мимо под ручку с какой-нибудь охрененной блондинкой с ногами от ушей.

А получилось как получилось.

Спонтанно, по-дурацки, без подготовки.

К тому же, мы, кажется, переспали. То есть занимались любовью. В офисе. Как одержимые похотью подростки.

Сумасшествие какое-то.

И сейчас я держу её на руках, прижимая к себе. И самое страшное – отпускать не хочется. Руки разжать невозможно.

Я чувствую, как она проводит ладонью по моей щеке. Нежно-нежно – так кажется мне. Но этого быть не может, конечно. Илона-предательница вряд ли способна на такое проявление чувств.

Или?.. Всё это игра? Ведь я теперь не тот нищеброд, как раньше. Не пацан почти с улицы, лишённый наследства, должности и прочих прелестей жизни.

Я отпускаю её наконец-то. Ставлю на пол. Зачем-то поправляю на ней юбку.

– Прости, – выдавливаю я из себя. – Кажется, мы слегка увлеклись. Прошу прощения за недостойное поведение.

Чопорно как-то, по-дурацки. Пафосно и неправильно, что ли. Особенно если стоишь с расстёгнутыми штанами.

– Да, конечно, – отворачивается Илона, пряча за распущенными волосами лицо.

Она наклоняется, собирая свои вещи. Влезает голыми ногами в туфли. В одну. Вторую ищет. Я её куда-то закинул.

– Ты иди, Островский, – говорит она спокойно, не поворачиваясь ко мне. – Иди. У тебя дел много. А у меня тут свои. Закончить нужно. Даже если я протёрла все простыни мира ради этой должности, работу за меня никто делать не будет.