Искать нормальную работу планировала, но все время что-то мешало. Поначалу нужно было освоиться в новом городе, затем — помочь обустроиться родителям. У отца начались проблемы со зрением, и основные заботы легли на меня. Пока Леонидас пропадал в своей строительной фирме, я объездила все частные сектора в радиусе пятидесяти километров от города в поисках подходящего дома. Затем мы долго ждали сделку, делали ремонт. Опять же поездки на побережье и в горы... Сам Леонидас предпочитал, чтобы я могла в любой момент сорваться с ним в командировку. Каждую свободную минуту мы старались проводить вместе, и я решила повременить с трудоустройством. Два года на юге пролетели незаметно!

И вот, наконец, мой трехмесячный испытательный срок подходит к завершению. Только сейчас я начинаю по-настоящему врубаться в то, что делаю. Вижу, какие ошибки допускала вначале, стыжусь их. Навык возвращается.

Не так давно я осознала, что самое страшное — это потерять независимость, и сейчас делаю все необходимое, чтобы встать на ноги.

Из нашей с Леонидасом квартиры я уходила налегке, но свое потрясающее удобное желтое кресло все же прихватила. В стандартной однушке с ремонтом от застройщика оно смотрится как чужеродное яркое пятно. Случайный мазок кисти задумавшегося художника. Однако его не хочется затереть или убрать, напротив, при взгляде на это кресло хочется подтянуть окружающую обстановку до его уровня.

Чем я и займусь в ближайшие годы.

Сегодняшнюю ночь я провела в этом самом желтом кресле, свернувшись калачиком. Леонидас развалился на кровати звездой и храпел так, что хотелось придушить его подушкой.

Я так сильно заработалась в последнее время, погрязла в интригах с судьей, что напрочь позабыла о свадьбе! Еще утром помнила, а вечером, как доползла до дома, приняла душ, проговорила полтора часа с клиентом — так и рухнула в свои подушки с полностью пустой головой.

Услышав крики Леонидаса под окном, сначала не поняла, что происходит.

Он выглядел жалким. Впервые на моей памяти этот греческий бог вызывал отторжение. Тут же в голове всплыли слова Богданова «не открывай дверь и окна». И я не открывала. Затаилась. Сидела, слушала все это минута за минутой. Его клятвы, признания, о которых мечтала несколько месяцев назад.

И которые сейчас не вызывали ничего, кроме стыда.

Слушала нашу любимую песню, под которую мы десятки раз мирились и которую он врубил на всю катушку с басами. Ее перебивали возмущенные крики соседей. Плач младенца из квартиры этажом выше... Спросонья мысли путались.

Сердце колотилось на разрыв, я думала о том, как много за эти пять лет Леонидас ссорился с родителями по моей вине. Прокручивала в голове его бойкоты, переживания. Раньше они тешили мое эго. Дескать, ради меня старший и единственный сын готов пойти против семьи!

И впервые, сидя на полу в снятой за свои собственные деньги квартире, я осознала, как наше с ним поведение выглядело со стороны.

Мы правильно сделали, что расстались. Наша любовь была красивой, но она закончилась. Просто мы из разных миров. И я не хочу жить с пониманием того, что ради меня этот мужчина оборвал отношения с самыми близкими.

В семь утра принесли ягоды, и я слопала все лукошко, разглядывая свадебный смокинг спящего грека. Расслабленное лицо Леонидаса. Круги под его глазами, приоткрытый рот. На кровати из «Икеи» в комнате двадцать квадратных метров, обклеенной обоями в мелкий цветочек, Спанидис выглядел забавно.

Разумеется, у нас ничего не было и быть не могло, несмотря на то, что он хотел.