Не тут-то было! Руку зажимают тисками и отбрасывают меня назад. Хватают за шиворот, как щенка. Я вновь пытаюсь нажать на кнопку, но по пальцам бьет так сильно, что баллончик вылетает, бьется об асфальт и укатывается в темноту.

- Помогите! - ору я, пытаясь отбиваться.

Огромная ладонь, воняющая табаком и рыбой, зажимает рот. Я пытаюсь вывернуться и вцепиться зубами в палец, но он с силой прижимает меня к потному боку и тащит к машине.

- Мелкая ты тварь, - цедит жлоб сквозь зубы и трамбует меня на заднее сиденье.

Я в ужасе дергаю ручку двери, но та заблокирована. Он заваливается рядом и опять прижимает меня к себе. Горла касается холодный металл. Я отчаянно хватаю ртом воздух, а в глазах резко темнеет.

- Еще раз заорешь или будешь рыпаться, я тебе кровь пущу.

Страх парализует. Я точно знаю, что сейчас меня изнасилуют, как в фильме «Я плюю на ваши могилы», а если буду сильно сопротивляться — убьют. Я стараюсь выровнять дыхание и принять свою участь покорно. Я хочу жить. Я люблю жизнь. Я хочу пережить эту ночь. И все для этого сделаю.

На переднее сиденье заваливается тот, кому я забрызгала глаза перцовкой.

- Эта стерва мне все глаза выжгла! – орет он, поливая на лицо из пластиковой бутылки.

- Поехали уже! Если вовремя не привезем, он тебе вообще их выколет.

Мы трогаемся.

- Прошу вас не убивайте! – бормочу я.

- А ты веди себя хорошо, - отвечает вонючий жлоб и для убедительности немного вдавливает лезвие в кожу.

Мы выезжаем из города и мчимся куда-то прочь от Москвы. Когда проезжаем чахлую лесопосадку, у меня возникает идея.

- Мне нужно в туалет, - шепчу я.

- Потерпишь! – рявкает верзила, продолжая поигрывать у моего горла лезвием ножа.

- Я не могу терпеть. Прошу вас, давайте на минуту остановимся.

- Терпи, я сказал! А если обоссышь мне тачку, я тебя в том леске и закопаю.

Всю дорогу он крепко прижимает меня к себе и не выпускает из руки нож, который гуляет то у шеи, то у лица. Эта жуткая поездка длится, пока машина наконец не останавливается у огромного особняка. Трехэтажный домина, обнесенный неприступным забором. Зачем я здесь? Чем я, простая студентка, могу привлечь внимание подобных людей? Влад. Конечно! Это он что-то натворил. И теперь меня убьют из-за его темных делишек, а прежде чем перерезать горло, будут насиловать и пытать. Как в девяностые, утюгом.

Амбал с ножом вылезает из машины и вытаскивает меня. Я как вещь. Вещь ненужная, с которой обращаются, как попало.

- Руки протяни, - орет тот, кто пострадал от баллончика. Белки глаз у него кроваво-красные, а веки опухли и затекли.

- Пожалуйста, пощадите, - умоляю я громко всхлипывая.

- Руки дала!

Я протягиваю руки. На левой кисти «расцветает» огромный синяк.

Он плотно стягивает запястья кабельной стяжкой. Я готовлюсь рвануться ко все еще открытым воротам, но они с двух сторон берут меня под подмышки и тащат к дому. Я упираюсь, но амбалам ничего не стоит приподнять меня над землей и нести дальше.

Дом встречает нас мрачной прохладой. Холл такой огромный, что мои всхлипы отражаются эхом от отделанных мрамором стен. Наверх ведет огромная лестница с коваными перилами. Но нам не туда. И когда я это понимаю, внутри все вновь мертвеет.

Амбал открывает неприметную дверь, и мы спускаемся в подвал. Тут нет бабушкиных солений, но есть верстак, а все стены завешаны инструментами. Любой можно использовать, чтоб непоправимо навредить моему хрупкому телу.

Они сажают меня на стул, спиной к верстаку и лицом к двери. Руки притягивают стяжками к подлокотникам, а щиколотки — к массивным ножкам.