Взбиваю подушку кулаком, закрываю глаза.

Тук–тук–тук.

Не показалось.

Тихий стук, как, например, костяшкой пальца, идет из–за стенки, но там полдома пустует, насколько мне известно, уже полгода. В домовых, чертей и привидения естественно не верю, но тут мыслишки об их существовании мелькнули.

Тук–тук–тук снова. Не смешно уже.

– Щас постучу по голове! А ну живо спать! – рявкаю в стену.

– Мама, там барабашка кричит! – раздается за стенкой тоненький испуганный детский голосок.

Не черти, не домовой и не привидение. Жильцы новые. С ребенком. А слышимость, оказывается, здесь никакая. Будто картонкой отгорожены. Надо отдирать обои и пропенивать щели. Еще бы по–хорошему звукоизоляцию нормальную сделать, иначе прощайте спокойные ночи.

А впрочем, я же здесь ненадолго и хорошая звукопроводимость – это уже головная боль будущих хозяев бабушкиной половины.

– Сашенька, там не барабашка, там соседи. Спи, солнышко, – слышу шаги и красивый женский голос. Мелодичный, ласковый. Далее тихий разговор женщины и ребенка, снова шаги.

Тишина.

Тук–тук–тук.

– Саша, дай поспать! – не кричу, но говорю громко.

– А ты не храпи!

– Я не храплю.

– Храпишь!

– Ладно. Больше не буду.

Утром открываю глаза по привычке за две минуты до будильника. За окном темный рассвет – дождь идет, а я хотел машину сегодня от грязи отмыть.

Моргаю часто–часто – в глазах туман. Ни черта не выспался, от этого голова гудит. А все потому, что крутился большую часть ночи, чтобы не храпеть. Хотя я уверен, что не храплю. Дина бы сказала.

Будильник на телефоне сработал четко в 6.30. Ненавязчивая мелодия разбавила тишину комнаты. Потянулся за мобильным, чтобы выключить звук и тут же опять: тук–тук–тук.

– Барабашка, ты проснулся? – из–за стенки тонкий голосок Сашки.

– Проснулся. Только не говори, что это я тебя разбудил.

– А кто?

Забавный ребенок.

– Спи, я больше шуметь не буду.

– Почему?

– Дела пойду делать.

– А какие у тебя дела?

Женский голос мягко забубнил и не дал моему собеседнику (или собеседнице) продолжить беседу. Это хорошо, а то чую, вопросов там вагон и маленькая тележка.

Из–под теплого одеяла вылезать не хочется, но надо. Бодро подскакиваю, машу руками, плечами, поворачиваюсь корпусом влево–вправо. Разогреваюсь. В спортзал бы походить, но тут, наверное, его нет.

Ручной умывальник без воды, ведра и чайник пустые.

Накинув штаны и куртку, иду за водой. Колонка через дорогу у дома напротив.

Утренний воздух бодрит прохладой.

Пока ведра заполняются, осматриваюсь, по памяти выхватывая знакомые места.

Улица широкая, почти вся из двухквартирных домов. Кованые и деревянные палисады с шафранами, астрами, циниями. Черемуха в каждом втором палисаде, рябина, усыпанная оранжевыми гроздьями, береза. Живут люди в деревне, это хорошо.

Перевожу взгляд на бабушкин дом. Он тоже двухквартирный. На моей половине свет в кухонном окне, у соседей темно. Спят наверное. Я бы посмотрел на Сашину мать – обладательницу красивого женского голоса. Надо познакомиться с соседями при случае.

Набираю два ведра, тащу домой.

Наливаю в чайник воду, ставлю на плиту. Проверяю шкафчики – еды нет, холодильник вообще отключен. Да уж, сюда из ресторана зятя заказ не сделать.

Не дожидаясь, пока согреется чайник, выключаю его. Собираюсь в магазин. Вчера проезжал по деревне, приметил один, недалеко отсюда.

Чертыхаясь и сетуя на грязь, что облепила до шнурков кроссовки, дошел до магазина.

Человек двадцать возле крыльца стоят. Женщины одни, в основном пожилые. Галдят, друг друга перебивают, руками машут. Машина полицейская рядом.