– Ну ты видел? И как с этим работать? – со психом кидает на стол лист тонкой факсимильной бумаги. – И что здесь изображено, можно догадаться?

Пытаюсь разглядеть ориентировку. Буквы размазались, текст не читаем, вместо фотографии черное пятно.

– Они решили, что я ясновидящий, – ехидничает. Забирает у меня листок, «читает»: – ФИО – неизвестно. Пол, возраст, рост, особые приметы – неизвестно.

С листом в руках Мишка топает в противоположный угол, крепит ориентировку канцелярским гвоздиком на стенд поверх других таких же.

– Как работать в таких условиях? – возмущается капитан. – Техника устаревшая, ноут сдох, связь еще отвратная… 21–й век называется.

– Так может лучше новый ноут купить, чем шкаф ставить?

– Ну нет! Им только заикнись, они сразу мне заявку срежут. Про ноут я позже начальству сообщу.

– Ладно, жираф большой, ему видней. Шкаф обсчитаю, цифры озвучу. Давай, до завтра.

Прощаемся.

Выхожу из участка. Небо затянуто тучами, с минуты на минуту на землю готов обрушиться дождь. Хорошо, что я на машине.

На ходу щелкаю сигналкой.

– Дядь, дай покататься.

Вчерашний паренек сидит задом на спинке лавочки, ноги на сидушке, сам жвачку жует, аж челюсти ходуном ходят.

– Права есть?

– Нет.

– Свободен.

– Жлоб.

Пацан вложил в это слово столько злости, что я невольно задержал на нем взгляд. Совсем бесстрашный хамить взрослому мужику? Детдомовские и то такое себе не позволяют.

Алексей взгляд выдержал, еще и подбородок задрал выше. В глазах цвета грозового неба, обрамленных выцветшими длинными ресницами, вызов: ну давай, скажи что–нибудь.

Ухмыльнувшись дитю, подхожу к своему авто, сажусь в машину. Кидаю телефон и утвержденный эскиз на пассажирское сиденье, завожу мотор и пару минут еще жду, когда прогреется. С любовью поглаживаю приятную на ощупь рифленую оплетку руля.

– Ласточка моя.

Поворачиваю голову. Леха сидит на лавочке в той же позе, пристально разглядывает мою машину и меня в ней. Встречаемся с ним взглядами, он щурится, я в ответ.

Что–то не нравишься ты мне, парень. Что задумал?

Выжимаю сцепление и дергаюсь с места, оставив за собой брызги черной грязи.

Дома, ежась от холода, наскоро обедаю, топлю печь. Принимаюсь за расчеты.

За стеной Сашка кашляет. Еще и еще. Уже с надрывом.

Может, ему лекарства какие нужны, я на машине до аптеки съездить могу. Надо предложить помощь.

В соседском дворе и дальше никого не вижу, иду в дом.

– Ирина? Вы дома?

Саша, кашляя, выглядывает из комнаты. Щеки алые.

– Саша, мама где?

Пожимает плечами.

– Иди ко мне.

Сажусь на стул, подзываю ребенка. Подходит. Ладонью трогаю лоб – горячий. А вот дома опять холодно и печь не топится.

– Болит что–нибудь?

– Горлышко.

Осматриваю кухоньку на предмет лекарств или сиропов. Нет ничего.

– Я с тобой побуду, маму твою подожду, – кивает. – Это что у тебя? – показываю на несуразную кривую досточку, зажатую в руке.

– Пистолет, – отвечает гордо и протягивает мне.

– Мм, классный, – верчу в руках досточку. – А чем стреляет?

– Гранатами. Вот, видишь?

Сашок зажимает кулачок, заносит руку назад и делает резкий выпад вперед, как будто что–то бросает.

– Ба–бах! – хрипит и снова закашливается.

Да где же мать его носит? У нее тут ребенок больной!

– Ничего себе! Ловко. Кого это ты там бабахнул?

– Плохих дядек. Очень–очень плохих и страшных, – шепчет. – Они нас ищут. Мы от них бегали, бегали и сюда прибежали, спрятались.

– Мм, понятно.

Ничего не понятно!

– Моя мама очень–очень красивая!

Ну… у детей своя мама всегда самая красивая. Если только реально мама у Саши не Ирина.

– А как твою маму зовут? Которая очень–очень красивая?