Ой, дура-ак! Тебе же сказали – беги!

К счастью (и своей безопасности) вижу, Ирина не знает как мне отказать и вообще тяготится моим обществом.

– А вообще у меня еще куча дел. Если что – стучите, – обезоруживающе улыбаюсь. Подмигиваю Сашке. – Пока, Сашок!

– Пока, барабашка! – машет ладошкой.

Уф, вот это соседка, а я-то думал…

Остаток дня провожу за чертежами. Созваниваюсь со своими. Дома все хорошо, не считая того, что мама с отцом переживают за нас с Диной. Мама, естественно, больше всех. Отчитываюсь как устроился, что ел и пил, чем занимаюсь, кого видел. Передаю привет от бабы Стюры. Ей тоже передам.

На соседской половине тихо.

К десяти вечера глаза слипаются, сказывается плохой сон последних двух суток.

Ложусь спать.

Снова женский голос. Поет. Красиво так, тонко. На романс какой–то похоже. Образ Ирины с голосом совсем не вяжется.

Убаюканный соседкой, засыпаю сном младенца.

Тук–тук–тук.

Раздираю тяжелые веки. Телефон показывает 22.47. Недолго я спал.

Тук–тук–тук.

– Саша, ты чего не спишь?

– Барабашка, расскажи сказку.

– Сказку? А мама не может?

– Нет, у мамы сказки кончились, она уснула.

– Понятно. Ладно, сказку так сказку. Какую хочешь?

– А ты какую знаешь?

– Любую могу.

– Муху–цокотуху хочу.

– Окей, будет тебе муха–цокотуха.

В телефоне нахожу стихотворение, зевая, читаю. Вздрагиваю, когда мобильник падает на грудь, выскользнув из пальцев.

– Саша, ты спишь?

Тишина. Уснул.

8. Глава 7. Роман. Странная дамочка

Глава 7. Роман. Странная дамочка

Тук–тук–тук.

– Доброе утро, Саша, – бормочу, не открывая глаз. – Выспался?

– Да, – кашляет.

– Простыл, что ли? Горло болит?

– Болит.

– Маме скажи, чтобы чаем горячим тебя напоила.

– Хорошо. А ты к нам еще придешь?

– Не знаю. Дел сегодня много.

– Приходи. Только опять с тортиком.

Хитрец, – улыбаюсь. Проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь от хлопка двери за стенкой. Соседка, – вспоминаю.

За окном опять хмуро, в доме холодно. Тоже придется печку топить.

После небольшой разминочки иду к умывальнику, по пути щелкнув кнопку чайника. Вода в умывальнике ледяная, но бодрящая.

Чайник вскипел и отключился. Бросаю в кружку чайный пакетик.

Пока «черный байховый цейлонский» настаивается и остывает, сооружаю себе три бутерброда: на ломти хлеба выдавливаю змейки майонеза, сверху режу пластиками помидоры, кладу кусочки сыра. Слюни текут от одного только вида.

Гастрономическая любовь с первого укуса.

Уплетаю вкуснятину за пять минут. Запиваю невкусным чаем. Окей, жить можно.

Быстро одеваюсь, окидываю комнату взглядом на предмет все ли выключено, беру эскизы и со спокойной душой закрываю дом.

– Ну что, дорогая, едем работать? – завожу ласточку.

После прогулки по грязи ходить пешком больше не хочется. Кроссы кое–как очистил.

Пока машина прогревается, открываю ворота, выгоняю ее на улицу. Посматриваю на другую половину дома. Соседей не видно. Свет в окне не горит, из трубы дым не идет.

По улице еду медленно, верчу головой, вдруг где по пути встречу Ирину с Сашкой, подвезу по–соседски.

Метелкин встречает меня злой как черт.

– Ты чего такой? – поздоровавшись, спрашиваю.

– Да опять в магазине кража, мать ее! Как? Ну вот как? Заперто же все! – разоряется участковый, наматывая круги по кабинету. Волосы взъерошены, пуговицы на рубахе невпопад застегнуты.

– Сегодня что украли?

– То же самое, блин! Чипсы, шоколад, 5 бутылок водки.

– И все?

– Все! Я вчера всех алкашей в округе объехал, обыски провел, бесполезно! Они магазинную не пьют почти, самогонку у Степановны клянчат.

– Дела–а.

– Да капец, блин! Это ж бункер, а не магазин, его вскрыть нереально, и тут на тебе, ломай, Михаил Андреевич, голову. Ладно. Ты ж по делу, давай, что там у тебя.