Серое пространство вокруг потемнело, холодный воздух проник в лёгкие, больно сжал сердце. Я почувствовала, что совсем замёрзла — руки затряслись, плечи сжались, и единственное, чего мне хотелось, — это оказаться подальше отсюда, в каком-нибудь тёплом месте. А ещё было страшно.

И когда я об этом подумала, рядом со мной кто-то мерзко захихикал.

— Трусишка.

Я резко обернулась, словно надеясь поймать этот тяжёлый, давящий взгляд, который сейчас сверлил мне спину.

— Я не… — шепнула я замерзшими губами, почти забыв о том, что Оракула нельзя увидеть.

— Трусишка, — ещё один ехидный смешок. — А ещё уверяет всех, что ничего не боится. Глупая девчонка. Хочешь, я покажу тебе то, чего ты боишься больше всего в жизни? Боишься думать, вспоминать, чувствовать…

Я резко вздохнула и чуть не закашлялась, когда ледяной воздух в очередной раз вошёл в лёгкие и пронзил тело до самых пяток.

Оракулу нельзя отказывать… Я знала это. Чёрт, я ведь сама, сама его создала! Но разве я могла тогда подумать, что однажды мне придётся испытывать его сомнительные таланты на себе?

И как же не хотелось отвечать. Показалось, внутри меня что-то зашевелилось — что-то совсем маленькое, но очень больное, окровавленное, страдающее, — и, подняв несчастные глаза, прошептало:

— Нет…

Я с силой сжала кулаки, впившись ногтями в кожу ладоней и, зажмурившись, под тихое хихиканье выдохнула одно лишь слово:

— Показывай.

Туман вокруг превратился в густую, клубящуюся тьму. А потом она обняла меня, заглянула в глаза, несмотря на то, что они были закрыты, ласково охладила спину между лопаток, словно коснувшись этого места ладонью, и тихо сказала уже без всякого хихиканья:

— Договорились.

***

Был в моей жизни человек, который значил для меня больше, чем все на свете шоколадные конфеты, булочки и пирожные. Больше, чем любимые книжки, волшебные сказки и собственные фантазии. Больше, чем весёлые игры — прятки, догонялки и лазанье по деревьям. Больше, чем солнечный свет, зелёная листва на деревьях, птичье пение весной и запах осенних листьев. Больше, чем родители. Больше, чем сама жизнь.

Этого человека звали Олег. И мы всегда были вместе — с того самого момента, когда почти одновременно вылезли из маминого живота. Брат и сестра.

Мы никому не говорили, кто из нас старше, потому что это не имело никакого значения.

Я не представляла жизни без него. Все радости и горести мы делили пополам, и мои детские воспоминания так же неразрывно связаны с братом, как дерево связано со своими корнями. Мы делали это добровольно, сами не хотели разлучаться ни на секунду, часто даже засыпали, обнявшись.

Я понимала Олега, как саму себя, а он понимал меня. И нам обоим не нужны были никакие друзья, потому что мы давали друг другу всё. Конечно, мы общались со сверстниками, но по сравнению с тем, что для меня значил Олег, остальные казались просто бледными тенями.

Родители считали, что со временем эта странная связь пройдёт хотя бы потому, что мы разного пола. Мол, мальчикам — мальчиковое, девочкам — девчачье. Но они ошиблись. С каждым годом мы всё больше понимали, что не можем друг без друга, наша связь только становилась крепче.

Мы с Олегом были не похожи. Весь рост, видимо, при рождении достался ему, поэтому, когда я становилась рядом с братом, казалось, что я младше его года на три. Я была кудрявой и сероглазой, Олег же сражал девчонок наповал прямыми светло-русыми волосами и каре-зелёными глазами. С семи лет он ходил в различные секции, занимался каратэ и боксом, и поэтому к четырнадцати годам развил внушительную мускулатуру. Рядом с ним я всегда выглядела крошечной и очень тощей мышью.