От кого – она так и не сказала, даже годы спустя. Сестра в восемнадцать стала мамой, а я – тётей. У нас появился Никита – буйный младенец, способный вымотать нервы кому угодно.

Годы спустя, ровно через десять лет, Алька отмочила ещё один крендель – снова родила и опять не понятно от кого. На свет появилась Каролинка – ещё один очень активный младенец, который давал джазу всем.

Моей обворожительной, очень контактной и притягательной сестре не везло на нормальных мужчин. Мне так кажется. Точно сказать не могу – она всегда была слишком скрытной и никого не пускала в свою личную жизнь – ни подруг, ни друзей, ни нас, родных.

А Вересов так и не ушёл из моей памяти и каких-то, наверное, детских грёз. Я следила за ним. Издалека. Что-то рассказывала сестра, что продолжала общаться с одноклассниками. Что-то я узнала сама. В век социальных сетей и компьютерных технологий это нетрудно.

Именно в его компанию я пыталась устроиться, как только окончила институт, но провалила собеседование и оставила эту затею до лучших времён. Стало не до того.

Алька заболела и буквально истаяла за несколько месяцев. Мы пытались её спасти, но болезнь оказалась сильнее. У нас была хорошая, небедная, крепкая семья, но испытания, что свалились в одночасье, подорвали и финансовую стабильность, и здоровье наших уже немолодых родителей.

Вскоре после Алькиной смерти у отца отказали ноги, и забот и хлопот добавилось. Никитоса и Лину мне пришлось брать на себя.

Я растеряла тех, кого считала друзьями. Со мной рядом осталась лишь Лерочка – самая лучшая и неунывающая, самая добрая и решительная подруга, что не бросила меня и помогала всем, чем могла.

И только благодаря ей я вырулила, смогла встать на ноги, наконец-то обрести почву под ногами и хоть какую-то перспективу, обещающую стабильность.

А тут внезапно он – Юрка Вересов, грёза моего детства, мечта моей юности. Недосягаемая звезда, за светом которой я наблюдала издалека.

Конечно же, он меня не узнал. Я в двадцать четыре ну очень сильно отличалась от восьмилетней девчушки. Зато, как оказалось, он из моей памяти не выветрился. Может, поэтому я так бурно отреагировала на его неожиданное появление в офисе Островского.

Лина взирала на меня с немым укором. Тёмные локоны, синие глазищи, слипшиеся от слёз ресницы, рот – дугой вниз.

– Ну наконец-то, – тяжело вздохнула она. Почти по-старушечьи.

Ей непривычно, что я приезжаю теперь поздно. Мы каждый день беседуем об этом. Что у меня наконец-то появилась работа, а поэтому я не могу теперь забирать её одной из первых.

Лина хорошо понимала, что нам нужны денежки. Денежки она любила. Точнее, всё, что на них можно купить. Это был ребёнок-праздник. Линка обожала магазины, радовалась любой ерунде – искренне и с восторгами, воплями и вселенским счастьем в глазах.

Тяжелее ей давалось понимание, что деньги с неба не падают, что их ещё нужно заработать. Конечно же, мы оформили пенсию на обоих детей, но это не те деньги, что позволяли бы радовать Каролину частыми подарками.

Пять лет – на ней всё горело в буквальном смысле слова. Ребёнок активно рос, к тому же умудрялся износить, порвать, привести в негодность всё, начиная от трусиков, заканчивая обувью.

– А мы сегодня лепили из пластилина! – вываливала она на меня нехитрые новости. – А Ольга Ивановна будет жаловаться – не верь! Назар меня обозвал, и я дала ему в пятак и настучала в бубен, как Никита научил!

Вот только этого мне и не хватало.

– Лин, но ты же знаешь, что девочки не дерутся?

– Это ещё почему? – возмутился ребёнок и тряхнул рукой в красной варежке. – Мне Никита показывал – ещё как дерутся! И вообще он первый начал! А я защищалась! Кто ему виноват, что он такой слабак?