— Ты только не забывай, что я есть у тебя. Ладно?

— Договорились...

В последующие три дня я собирала вещи. Отец сказал, что выставит нашу с Игнатом квартиру на продажу сразу же, как только я съеду.

В общем, поддерживал, как мог и как умел.

А потом настал день номер десять. Тот самый, в который мой любимый муж должен был вернуться из своей затяжной командировки. И снова я, как с отвесной скалы и на острые камни, рухнула.

С самого утра себе не находила места. Перманентно ревела белугой, свернувшись в позу эмбриона в душевой, под обжигающими каплями воды. А затем кое-как соскоблила себя с кафеля и заставила в последний раз почтить память Игната.

Открыла телефон и нашу с ним переписку, где он кидал мне обратные билеты.

Он должен был вернуться ко мне сегодня. Самолет бы прилетел в «Шарик» ровно в семь вечера. И уже бы, примерно, через час в замочной скважине нашей квартиры зазвенели ключи.

Открылась бы дверь.

И обожаемый, чуть хрипловатый баритон пролился бы бальзамом на мои истерзанные нервы.

— Любимая, я дома!

Я бы кинулась к нему и повисла разомлевшей кошкой на сильных плечах, пахнувших раем. Я бы зацеловала заросшие щетиной щеки. Я бы сказала, как рада, что он вернулся ко мне.

Я бы все отдала, чтобы это случилось!

Но эта реальность не привыкла торговаться. Она просто забирала жизни и хохотала над нашими слезами и печалями. А мне осталось только покорно брести по колотому стеклу, что услужливо постелила мне насмешница-судьба.

Что я и сделала...

Остаток дня я простояла у плиты. Поставила вариться мясо на кости — на борщ, что так любил Игнат. Собственноручно перекрутила говядину со свининой и сделала фарш — на котлеты. Достала и очистила от косточек сливы — на компот.

Не забыла про картофельное пюре. Настоящее, от которого у моего Лисса всегда текли слюнки. Со сливочным маслом, яйцом, молоком и шкварками. М-м-м, по бабушкиному рецепту.

Когда же все было готово, уделила время и себе.

Снова сходила в душ.

А после него долго-долго стояла перед зеркалом и смотрела на собственное отражение. Скривилась, но все-таки полезла в тот ящик, где нетронутой лежала вся так косметика, что дарил мне Игнат.

Накрасилась. Подвела веки, прошлась по ресницам тушью и даже губы алой помадой подвела.

Удивленно посмотрела на себя снова. И все же стерла вульгарно алый оттенок.

Высушила волосы и распустила их по плечам упругими волнами, в обход устоявшейся привычки заплетать их в косы.

А после пошагала с беснующимся за ребрами сердцем в гардеробную, где замерла, покусывая губы, возле штанги, где бесконечным рядом висели наряды, что дарил мне супруг. Все с бирками. Ни разу не надетые.

Ненужные мне.

Но сейчас я хотела быть для него красивой.

Чтобы он поглядел на меня с небес и улыбнулся.

И я протянула руку и сняла первую попавшуюся вешалку. То оказалось черное, словно ночь, платье-футляр. Впереди совсем невинное, но сзади — откровенное до неприличия, с ужасно низким вырезом почти до ягодиц.

Но я сцепила зубы и все же натянула на себя эту безбожно развратную тряпку. И ноги сунула в лаковые туфли на головокружительной шпильке. И белье под платье надела тоже то самое, что дарил мне супруг.

Бесстыдное. Вычурное. Неприличное!

Но сегодня все было для него. Да и никто не увидит, верно?

Я хоть и была разодета, словно шлюха, с высоко поднятой головой спустилась вниз, в кухню. А там методично накрыла на стол.

На две персоны.

Не забыла и про бутылку любимого игристого для Игната. А дальше...

Первое.

Второе.

И компот...

И сама села, но к еде притронуться не смогла. Лишь коротко глянула на часы, отмечая для себя тот факт, что вот где-то бы прямо сейчас мой Лисс вернулся домой...