Опять смотрю на двухметровую гору и замираю. Для этого Самира любой человек не больше комара. Прихлопнет и не заметит. Я ему от силы до солнечного сплетения ростом достану. Зато он двумя пальцами мою шею обхватит и раздавит. Никогда не встречала таких бугаев. Даже мои похитители мельче были.

— Рядом с ним тебе нечего бояться.

За исключением того, что он сам случайно меня задавит, защищая от кого-нибудь.

— Человек он проверенный, надежный.

— Спасибо, но я вынуждена отказаться. Зачем мне телохранитель? Я никуда не выхожу.

— Теперь будешь выходить, — настойчивее твердит отец. — Я больше не в силах наблюдать, как дочь превращается в комнатное растение. Или ты улетаешь к матери в Испанию, или возвращаешься к прошлой жизни здесь. В том или ином случае Самир — твой телохранитель. Отныне. Всегда. И везде.

2. Глава 1

Решение отца безусловно и категорично. Каких-то полгода назад, когда я строила воздушные замки, я позволяла себе споры и капризы. Сегодня лишь покорно склоняю голову.

Я боюсь всего, даже его. Он это знает, но уже сложно что-то изменить.

— Мне нужно уехать на некоторое время, — сообщает он, пока я с изумлением, граничащим с ужасом, разглядываю Самира. — Тебе предстоит занять мое место. Помнишь, однажды ты помогала мне с бумагами? Когда я сломал ногу?

Теперь у меня возникает сомнение, что случайно сломал. А вдруг помогли? Вдруг и папа подвергался нападкам?

— Придется снова поработать, Элечка. Ты как? Справишься?

— Не думаю, что это хорошая идея, — проговариваю, отводя взгляд от своего телохранителя. — Руководитель из меня сейчас неважный.

— Самир тебе поможет. Заодно познакомитесь поближе.

— Зачем нам знакомиться поближе? — вырывается хрипло.

— Вы много времени будете проводить вместе. Логично, что взаимопонимание облегчит общение.

Я выдыхаю. И судя по смятению на лице отца, слишком громко.

Согласно кивнув, я покидаю кабинет, так и не услышав от Самира ни слова. Ухожу в свою комнату, запираюсь и, бросившись на кровать, утыкаюсь в подушку. Кричу, реву, надрываю горло, заглушая истерику.

Разве это жизнь? Я не испытываю радости, не различаю красок, не чувствую вкуса. Недавно прищемила палец дверцей шкафа. Ноготь едва ли не с корнем выдрала. Кровь, воспаление, синяк. А я даже боли не почувствовала.

Стук в дверь вырывает меня из терзаний. Утерев слезы, откашливаюсь и спрашиваю, кто.

Это няня.

Подрываюсь с кровати, открываю дверь и кидаюсь в ее объятия. Опять рыдаю. Не могу сдержаться. Так больно и противно, словно отец попросил меня не делами заняться, а снова плен пережить.

Всхлипывая, выкладываю няне и про Самира, и про отъезд отца, успокаиваюсь от ее шепота и поглаживаний и выдаю то, о чем давно подумываю:

— Я не хочу жить, няня.

— Что ты такое говоришь, Элечка?! Немедленно прекрати! — ругается она.

— Нет, ты не понимаешь! — Я отстраняюсь от нее и отхожу к окну. На улице уже смеркается, а буря только разыгрывается. — Это не жизнь. Я пленница. Мне кажется, даже если того последнего мерзавца поймают и посадят за решетку, я не обрету покой. А Самира этого ты видела? Отец его что, на скотобойне нашел? Он там головы быкам голыми руками отрывал?

— Ох, Элечка, что ты городишь?! Я читала его анкету. Впечатляет. Служил в армии. Работал в ЧОПе. Был женат.

— Вдовец? — Я пальцем рисую на холодном стекле.

— Элечка, не паясничай. В разводе он. Все с его женой в порядке. С новым мужем где-то в Европе живет. Ребеночек у них.

— А я вот не верю теперь ничему. Где гарантия, что эта анкета не липовая?

— Валентин Борисович не нанял бы первого встречного. Самира ему проверенное агентство подыскало.