— Да, сейчас.

Секретарша выскальзывает за дверь, а я, уперев руки в бока, сердито смотрю на Самира.

Не может ему все так легко даваться! Это несправедливо!

— Она просто испугалась.

— Можете в это верить, если вам от этого легче, — зубоскалит он. — Мне же кажется, что я не так уж плох. Особенно для женщины, мечтающей об остринке в отношениях. За вами же надо ухаживать. Не столько до брака, сколько после. Иначе вы завянете или найдете ухажера на стороне.

— Не заметила за тобой ухаживаний за Лейлой. Ты с ней даже не поздоровался.

— Я предложил ей выпить кофе. Значит, намечается ужин, цветы, танец. А что у нее с мужем? Быт. Рутина. Вы еще слишком молоды, Элла Валентиновна. Вас приятно будоражило целых три года дразнить того парня, прежде чем сдаться. А для Лейлы три года — срок. Она не девочка. Понимает, что если будет ломаться, выразивший ей симпатию мужчина переключится на другую. Она ловит момент.

— Она каждый день встречает десятки обалденных мужчин. Многие делают ей комплименты. Но она от них не тает.

— Лейла уставшая женщина, а не дура. Она умеет отличать искренность от фальши и не клюнет на лживую банальщину. Если бы я, войдя в приемную, начал петь ей оды о том, какое она чудо света, уже получил бы от ворот поворот. Женщина не хочет видеть в мужчине бабника, она хочет чувствовать себя его единственной и неповторимой.

— А ты у нас знаток женщин? Ну! Расскажи, что обо мне думаешь? — Я присаживаюсь на угол стола и скрещиваю ноги.

— Вы меня боитесь, Элла Валентиновна, — вдруг отвечает он уже без улыбки. — Боитесь не потому, что это ваше нормальное состояние последние полгода. Боитесь, потому что я вам понравился. Вы хотели бы подружиться со мной, но опасаетесь разочароваться.

Его слова приклеиваются ко мне невидимой липкой субстанцией. Въедаются в кожу, врываются внутрь и обжигают. Меня обуревает непонятное чувство стыда. Я вся оголена перед Самиром. Он видит меня насквозь. Я могу врать самой себе, но ему меня выдают глаза, жесты.

Вернувшаяся в кабинет Лейла немного снимает нависшее напряжение. Я будто во сне беру у нее папку, не сводя глаз с Самира.

— Что-нибудь еще, Элла Валентиновна?

Мотаю головой. Лейла разворачивается и идет к двери, по пути сунув в руку Самира маленькую бумажку. Удивительно, но он не ликует. Даже не улыбается. Как только Лейла оставляет нас, медленно приближается ко мне. Развернув бумажку, показывает мне номер телефона.

— Я выиграл, Элла Валентиновна, — изрекает твердо, вдребезги разбивая мою самоуверенность.

Его бедро касается моего колена, пуская по мне горячие импульсы. Обеими руками сжимая документы, я молча глотаю свой проигрыш, будто стекло, режущее горло.

— Это еще ничего не значит, — выговариваю с хрипом. — Она передумает.

— Возможно. Но уговор был получить номер телефона.

Это нечестно! Он же ничего не сделал! Неужели этот мужчина действительно способен покорять одним только взглядом?

— Работайте. Не буду вас отвлекать, — улыбнувшись, он отходит к окну и встает истуканом.

Разумеется, ни о какой работе не может быть речи. Я пробегаюсь по бумагам, совершенно ни в чем не разбираясь. В принципе, для этого у отца есть директора, заместители, менеджеры. Мой долг — создать видимость вовлечения в дела, чтобы Лейле было спокойно. Ну и для тонуса придраться к какой-нибудь таблице, попросив отчет. Именно сегодня — сейчас! — мне хочется только одного: бежать!

Каждая минута в компании Самира для меня подобна какой-то пленительной пытке. Я чувствую себя смертницей, добровольно бросающейся в пламя.