– Занят? Тем что шалав естествует? Бедный, упахался. Чего явился, Миша? Тома, ты думаешь этот прохвост явился потому что по тебе, мать, соскучился. Что-то нужно сынуле нашему. Я ведь прав, Мишаня?

– Отец, прекрати, – морщусь я. – Я вообще-то за пониманием шел, а не за тем, чтобы ты меня тут вывалял в грязи, как щенка. Я давно уже сам могу решать, что мне нужно. Ты не считаешь? Мне совет нужен, а не твои нравоучения ядовитые.

– Совет значит? Какой? Как жену обмануть которая тебе сына родила, дом тащит на себе? Которая тебя, дурака, в люди выперла. Нет у меня таких советов. Не смог я из тебя нормального мужика воспитать раньше. Видимо сейчас придется.

Смотрю, как отец выдергивает из брюк армейский ремень. Зажал его в руке, сделал шаг в мою сторону, замахнулся. Мать виснет на его локте. Старый дурак. Черт, да что происходит вообще? Мой отец несгибаемый, который для меня всем был, авторитетом непререкаемым. Я ждал от него поддержки. Солидарности мужской, что ли.

– Ты совсем из ума выжил? – прорычал я, когда на мою поясницу обрушился гребаный лоскут потертой кожи. Оттолкнул отца. Он тут же грузно обвалился в стоящее рядом кресло. Тоненько заскулила мама. – Ведешь себя, как старый баран. Да. Я пришел к вам за советом. За помощью, в конце концов. Думал ты меня хоть поймешь. Солидарность мужскую проявишь.

– Не понял я тебя, Миша. Тома, накрывай на стол. Мерзавец уходит. Дверь за собой закрой, – отец отвернулся. Схватился рукой за грудь. Он здорово постарел. Очень сильно. Когда, я даже не заметил. – нет у меня сына больше. Есть дочь Ольга, да внук. Не надо в мой дом тащить свою проститутку. А солидарность мужская… Я, старый болван, думал, что это когда другу машину помог вытолкнуть из грязи. Денег в долг дать на что-то нужное. Нет, не солидарен я с половой распущенностью и подлостью. Я все сказал. И не баран я. Козел старый. Только у козла мог такой, как ты родиться. А теперь пошел вон.

– Отец, ты ведь жалеть будешь потом. Послушай…

– Не ссы. Я Ольге не расскажу. Не смогу, как и Виталик не смог. Буду надеяться, что ты все же окажешься мужиком и сам ей признаешься. Освободишь девку. Она молодая еще. Найдет себе достойного спутника жизни.

Я не знаю почему, но слова отца меня хлещут сильнее, чем его ремень. Не могу представить, что моя жена будет чьей-то. Ольга моя. И я не собираюсь ничего менять. Я тут за тем, чтобы…

– Рома, но мальчик… Он влюбился, может. Он… Всякое случается. Оступился.

– Мальчик твой сволочь. Мы его воспитали эгоистом и дураком. Предатель он и трус, который боится жене своей признаться в любови новой. Потому что сам без Ольги, ноль без палочки. А если бы я тебе грязь таскать начал, ты бы так же меня защищала? Хрен там, ты бы меня оскопила и выкинула. Свободен. И попробуй только Витальке что нибудь навредить. Я тебя… Тома, обед, я сказал.

Я иду в прихожую, аж трясусь весь от чертовой несправедливости. Это мои родители. Они на моей стороне быть должны. И мать… Я от нее поддержки ждал. Мне ее помощь необходима. Она гинекологом всю жизнь проработала. Старые связи остались. Мне нужно, чтобы ребенок Милки не родился. Я запутался совершенно.

– Мишенька, подожди, – нагоняет меня мать уже возле двери, – ты на папу не сердись. Он же такой у нас, взрывной. Я поговорю с ним. Ты пришел то зачем? Сынок, я… Я не знаю, что сказать. Но Ольга… Она же…

– Мама, я не собираюсь рушить семью. Люблю жену. И сын меня поймет рано или поздно, я уверен. Просто…

– Миша, ну как же? Мы не скажем Оле ничего, и отцу я не позволю. Но ведь все тайное всегда становится явным. И любовница… А работа твоя? Ты представляешь, что будет если вскроется твоя связь со студенткой. Миша… Брось девку.