Я молчу. Улыбаюсь. Ну не сообщать же мужу, что мне известно про его шикарный сюрприз. Это будет просто по-свински.

– Потому что? – приподнимаю я бровь, готовясь с визгом броситься на шею любимого, услышав прекрасную новость.

– Мне нужно в командировку. Это срочно, перенести нельзя.

Мне кажется сердце в моей груди превращается в огромный булыжник. И слезы в горле застревают колючим ежом, но я все еще улыбаюсь. Ожидаю, что Мишка сейчас рассмеется, и превратит все в шутку. Глаза предательски влажнеют.

– Ой, Оль, только не начинай.

– Я и не начинала, – говорю ровно, но голос дает позорного петуха. Пакет с бельем откидываю на чертов диван. – Просто мне интересно. Что же такого важного нельзя перенести в ущерб нашего с тобой юбилея совместной жизни?

– Ты с ума сошла уже с этим торжеством, – кривится Мишка. Я сошла с ума. Нет. Пока нет. Но сейчас, кажется, медленно начинаю сходить. И зудящее неприятное чувство превращается в огненное, И я шкуру хочу с себя содрать, потому что мне кажется, что она вся липкая от прикосновений мужа. Но стою как столб. Главное не заплакать. Танька, зараза, накаркала? Может он купил путевки, а потом уже так вышло, что срочно надо решать рабочие моменты. И так бывает. А я дура себя накручиваю. – Прямо праздник века. Оля, двадцать лет совместной жизни, просто дата, говорящая о том, что мы с тобой давно не молодые. Черт, ты кроме этих своих загонов можешь думать о чем нибудь? Например, о том, что я не разгибаясь сейчас пашу. Я ректор, у меня выше крыши забот и обязанностей появилось. Это ты там у себя на работе приказы только раздаешь.

– О чем например я должна думать? Я, Миша, все время думаю о том, что мне сделать для семьи, как обустроить комфорт и уют, как денег заработать на все хотелки. И не тебе меня упрекать в том, что я…

Приказы? Я раздаю приказы? Я работаю с утра до ночи. Потом еще по дому кручусь. Я не помню уже, когда женщиной чувствовала себя, а не бабой с молотом. Но я уже даже не злюсь. Пустота звенящая.

– Ты теперь меня еще деньгами начинаешь утыкать? – оскалился Мишка. На себя не похож он сейчас. И я начинаю замечать перемены. Боже, словно прозреваю. Борода его форму сменила, хотя мне никогда не нравились “эспаньолки”. Он видимо только от барбера. И седина на висках затонирована. Смотрится естественно, но мне кажется, что нелепо и по-дурацки. – Шикарно. Я хоть тут отдохнуть думал. Думал дома никто не будет мозг выносить. Нет. Ты…

– Прости, Миш, – давлю я через силу. – Я что-то и вправду перегнула. Конечно тебе тяжелее, чем мне. И работа у тебя более ответственная. Шутка ли за целый университет отвечать. Когда ты едешь и куда?

– Неужели тебе это интересно?

Я не узнаю собственного мужа в этом едком человеке. Не узнаю отца прекрасного и любящего супруга. Он будто какой-то пришелец инопланетный, прячущийся под личиной Михаила. Но это он. Я знаю каждую его морщинку, мимику. И сейчас он чужой. Смотрит пусто и зло. Лучше бы уж отрешенно, что ли.

– Когда уезжаешь?

Он называет дату, которую мне сегодня утром озвучила приятная девушка, менеджер турагентства. Ноги становятся ватными. Это совсем скоро.

– Оль, извини. Просто сорвался. Все как-то навалилось. Мы отпразднуем, когда я приеду. Думаешь мне охота переться в этот чертов Зажопинск на две недели?

Точно. Две недели. Путевки на две недели. Мальдивы, пляжи, и “Господин ректор, примите у меня экзамен”. Только это не я буду в парео и шляпе. И это не я буду таять в руках любимого моего мужа. Класс. Дышать нечем. Через раз выдавливаю из себя воздух. Кто она? Кто? Мне хочется орать. Но… Ребра ломать моему мужу я не позволю никому. Никакому бесу. Это моя обязанность.