Машка ушла, понурившись, а Аришка подобралась, и уставилась на боярыню, ожидая строгого выговора.

- Арина, ты что насчитала по запасам-то? – голос у Ксении не строгий, но серьезный.

- Так, пяти пудов не хватит, матушка. А ежели о солонине, так бочки три, нето.

 Ксения кивнула.

- Быстро управилась с подсчетом?

- Быстро, матушка. Меня деда научил.

- А вот Макар объявил, что надоть десять пудов. Кому верить? – и ждет ответа, так, будто сама его уж знает.

Аришка призадумалась. Знала наверняка, что ошибки не сделала, а вот как оправдаться?

- А вот я тебе покажу, боярыня, – взяла палочку и давай на земле рисовать, мол, столько-то холопов, столько-то есть, а вот того нету.

Ксения внимала тихо, не перебивала. Когда уж Аришка окончила свои рисования, высказала:

- Верно. А так отчего Макар лишку просит?

- Так, на посев? 

- Так, на посев не в счет. Лежит в закроме отдельно.

- Так у Макара о том в книге не написано было. Все гуртом, – и осенило Аришку! – Так ведь на посев-то надо аккурат пять пудов! Где ж они? Продал зимой на сторону?

- То-то и оно… – Ксения захмурилась. – Ты как вора поймать думаешь?

- Я?!

- А кто?! – и ответа ждет.

Аришка и так мыслить и так извернуть попыталась, и вот, что вышло.

- А молчком надо. Дать ему купить те лишние пуды, да проследить куда отвозит. А там уж за руку хватать. – Ксения опять кивнула в ответ на ее слова.

- Хорошо, Аринка, что ты подвернулась. Макара-то перестали проверять, он уж, почитай, пять годков верой и правдой, а тут вон, что удумал. И его бес воровской попутал. Ты молчи, я сама прослежу, куда свозит ворованное. Ежели все, как ты сочла, то с меня тебе подарок. Пять пудов перед летом, это деньги немалые. А теперь иди, и чтоб завтра просо разбирала без лени! Кыш!

Рыжую, словно ветром сдуло! Бежала к своему подворью и радовалась, что просом отделалась. Верно, боярыня пожалела, не стала сечь.

Уж в хоромах проверила урок, что задавала холопкам, проследила за стряпней, повечеряла с дедом и уселась по вечернему свету кружев плесть.

Работа-то привычная, токмо мысли куда деть? Вот руки проворят, глазки следят за нитями паутинными, а девичьи думки текут плавно. И все об одном, о Шумском.

Чудной боярин Аринке запомнился, да так, что иной раз во сне видела. Все смотрела в его глаза черные, блескучие, разглядывала бесовский шрам, что бровь изгибал грозно. А проснувшись поутру, все никак не могла понять – кто ж он такой? Не волк, не пёс, не медведь. Глубокое, девичье шептало – человек он, но Ариша привычно сравнивала со зверями. Ой, глупая….

Вот и ночью приснился боярин Андрей, да не просто так, а с улыбкой на лице. Аринка в ответ ему тоже улыбалась, а Шумской возьми, да отвернись. И пошел себе, пошел по дороге … И так горько стало рыжей, что слеза покатилась по белой щеке. С того проснулась утром и уселась на лавке. И к чему сон-то такой, а? Вот ведь, чудно.

Пока косу чесала, пока умывалась водой прозрачной, все думала об Андрее – давно не видала, почитай с того дня, как вернулись ратники с похода на ляхов и то, мельком. А тому уж недели три, не меньше.

Пошла Аринка по своему малому двору, все приметила, как и учила боярыня, урок холопкам дала, проглотила вкусной каши с маслом, и отправилась к боярскому дому, уж свой урок выполнять.

Не шла, летела будто. День-то солнечный, листья на деревах уж совсем раскрылись, дороги сухие и воздух сладкий, да прозрачный. С того Аринке и было весело, даже не пугало просо то, окаянное.

На подворье Аришку-то все уж знали, отвечали симпатичной девахе на приветствие утрешнее, кто кивком, кто улыбкой, а кто и шуткой. Ратники молодые, что толклись у боярского крыльца, те так и посвистом проводили – и девка была хороша и день погожий, так чего ж не побалагурить, а?