У Макара в амбаре Ариша сделалась милой и скромной, памятуя о словах Ксении – не болтать. Получила туес с просом и направилась опричь конюшен к сарайкам.  Уселась на деревянный настил под крышей, разложила холстину и высыпала просяную горку, начала повинность свою несть.

- Никак работы перепало, а, Ариша? – голос Фаддея, медовый, застал рыжую врасплох.

Девушка подкинулась слегка, и углядела боярича, что смотрел на нее из-за угла крепкого сарая. Вот как не заладилось у нее с Фаддеем, так и пошло. Он то разговорами донимал, то шутить пытался, да все не впрок. Глаза его змеиные Аринке не нравились, пугали аж. А он, не замечая ее неприятия, все лез, да навязывался.

- Здрав будь, боярич Фаддей, – Арина глаза опустила, вроде как занялась просом.

- Что смурная? Никак, наказали? Так за дело. Матушка говорила, что вы с сестрицей моей озоровали и урока не выполнили. Так чего ты куксишься? – И слова правильные, а все одно – злит.

Фаддей меж тем, подобрался ближе и присел на ступеньку рядом с Аринкой.

- Боярич, я не злюсь вовсе. Работаю, – и как намекнуть-то, чтоб шел своей дорогой?

- А что ж не смотришь на меня? Али не хорош? – приосанился, хвастаясь новым кафтаном и сапогами.

- Так на просо смотрю, боярич, – и сказала скромно, да урядно, а он осерчал.

-  У тебя тьма дел находится, когда я с тобой говорю. Что, не мил? – голос злобой звенит. – Нос воротишь? Боярич подошел, так знай место свое и отвечай, как должно.

Пришлось взглянуть на Фаддея – тот буравил взглядом змеиным. И не понятно было, чего ему надобно? Просил говорить с ним, и тут же похвалялся чином. Аришка и решила, что нужно уважить боярича. Поднялась, поклонилась и голову опустила, будто приказов ждала. А Фаддей еще больше озлился.

- Глумишься?! – вскочил со ступеньки, подлетел в Арине и схватил за плечи, будто железом прихватил. – Играть со мной вздумала? Кто ты есть-то? Не холопка, не боярышня! И смотреть в мою сторону не хочешь. Ариша…так не люб? Неужто так противен, тебе, золотая?

Голос Фаддея дрогнул, взвился и осел. Аринка мигом тем и поняла – нравится бояричу, и с того ознобом окатило.

- Фаддей Акимыч, не противен, но и не люб. Отпусти, Христа ради. Не к добру все это, – Арина попыталась руки его крепкие скинуть, да куда там?

Сжал, словно клещами.

- Сама не ведаешь, от чего отказываешься. Ариша, озолочу. В парче ходить будешь! Ничего для тебя не пожалею, слышишь?! – ухватил рукой за шею и к себе тянет, ирод.

Аринка затрепыхалась, уперлась обеими ручонками тому в плечи, от себя толкает, да откуль силы-то с таким бугаем сладить?

- Пусти! Пусти, боярич!! – заскулила, запищала рыжая.

- Эва как! Братка, ты чего-то тут удумал, а? – бодрый голос Демьяна для Аришки показался песней светлой. – Девку пусти. Нешто не слыхал, не хочет она.

Фаддей руки разжал, шагнул в сторону и угрюмо на брата уставился.

- Твоя какая забота? Иди куда шел.

- Ой ли? – Демьян подошел к крыльцу сарайки, оглядел Аришку, которая поправляла запону и тряслась, как зайчишка загнанный. – А если я про то бате расскажу? Или матери? Ты выбери, от кого тебе получать на орехи сподручнее, я тебя уважу. А то и сам могу раскатать, надо?

Фаддей ничего не сказал брату, сплюнул в сердцах и ушел, стараясь спины не гнуть. А Дёмка к Аришке.

- Все, не трясись, дурёха рыжая, – потянулся было по макушке золотой погладить, да руку одернул, небось, понял, боится сейчас всех. – Давно он тебя донимает? Не обидел?

- Спаси тя Бог, Демьян, – Аринка старалась не плакать, но слезина здоровущая по щеке все ж скользнула. – Не обидел…Не успел. Кабы не ты… Видно опять придется тебе пряники печь.