— В этом нет никакого смысла, — честно признался я. — И чем скорее ты поймёшь это, тем лучше для тебя. Ты перестанешь жить прошлым и сможешь быть счастливой, избавишься от этой… любви.

— Нет, это ты, Костенька, — посмотрела она на меня, утирая слёзы. — Поймёшь однажды, что эта девочка не для тебя. Она красивая, юная… Я понимаю, ты мужчина, и тебе не чужды и чувства, девочка понравилась. Она такая нежная, несчастная вся. Очень трогательная маленькая куколка. Но она тебе не ответит. Вот увидишь. И ты вернёшься ко мне. А я… Приму. Потому что я люблю тебя, Старков. И ничто не изменит этого. Ни твои слова, ни дожди и грозы, ни даже мировой потоп. Ты придёшь ещё… Когда с ней у тебя ничего не получится. А я подожду. Я терпеливая. Хочешь гульнуть налево и поиграть с красивой девочкой — я стерплю.

— Что ты говоришь, бог мой, — покачал я головой. — При чём тут Лада?

— А разве я имя назвала? — подняла она брови. — Но ты сразу назвал именно её имя. Попался, Старков. Понравилась тебе малышка? Да-да, я всё чувствую, Старков, ты для меня как открытая книга стал за годы работы с тобой.

— Тут много ума не надо, чтобы понимать, о ком ты говорила, — парировал я. — Но говорить с тобой на эту тему я не хочу, если честно.

Я вынул ключи от машины из кармана брюк.

— Ты едешь?

Она молча последовала за мной, натянув обратно солнечные очки…

***

По дороге Стелле хватило ума молчать до самой больницы.

Какие глупости она несла из-за обиды — это уму непостижимо!

Где я и где Лада. Мы из разных миров.

У нас большая разница в возрасте.

Она — мой пациент, я — её врач.

Она юная девушка, а я для неё старый дед, да ещё и с ребёнком.

Она только что потеряла жениха и ребёнка, а я уже давно схоронил свою жену и нерождённого сына.

У нас нет ничего общего.

Никаких точек соприкосновения.

Никаких совпадений.

Стелла не права, и ещё убедится в этом.

— Константин Николаевич, — услышал я голос сестры у себя за спиной.

Только что облачился в медицинский костюм и планировал спокойно выпить ещё порцию кофе в ординаторской, но, кажется, это мне не светит. — Доброе утро. Хорошо, что вы тут.

— Доброе утро, — повернулся я к ней. — Слушаю.

— Воронцова, — ответила она. — Вчера у неё была такая истерика, что пришлось ей колоть снотворное и успокоительное. Может, её ещё психиатр посмотрит? Еле откачали её.

— Так, — сказал я и сорвался с места, намереваясь посетить пациентку Воронцову.

Да что же ты творишь с собой, девочка?

Ну как же не дать тебе сойти с ума?

23. 22.

Я вошёл в палату и вымыл руки в раковине перед осмотром пациентки. Затем подошёл к её кровати. Лада выглядела такой же, как вчера, только снова бледная.

— Доброе утро, — поздоровался я с обеими девушками.

Настя, снова со своими крючками и клубком ниток, уже сидела возле неё.

— Доброе утро, Константин Николаевич, — ответила мне сиделка Лады и отложила в сторону рукоделие.

— Это что — шерсть? — уставился я на моток.

— Да. А что?

— А говорите, что медик, — сказал я. — Двойка вам. Шерсть в хирургическом отделении! Это же рассадник бактерий. Вы с ума сошли? Немедленно убрать и больше не приносить!

Настя убрала в пакет своё рукоделие, опасливо поглядывая на меня.

У Лады не зажил до конца ещё шов, она мне хочет новый сепсис организовать?!

— А чем тут ещё заниматься? — повела она плечом.

— Книги читайте. Вышивайте крестиком, — парировал я. — Выйди за дверь. Мне нужно осмотреть Ладу.

— Э… Хорошо.

Настя вышла, и мы остались с Ладой вдвоём.

— Доброе утро, Лада, — обратил я на себя внимание совершенно безразличной ко всем и к этой сцене девушки. Она даже головы не повернула, пока я отчитывал Настю. И не поздоровалась со мной в ответ. Сейчас ей пришлось реагировать, раз уж мы тут остались наедине и я на неё смотрел.