Я уже в красках представляю, как переезжаю Дениску туда-обратно. И еще раз. И еще.

Илья Захарович прищуривается на меня.

– Мы с тобой еще поговорим, – и отпиннув свои туфли он тяжелой походкой идет в комнату Сони. Стукнув пару раз, заходит туда.

Я прикидываю, через сколько можно ворваться, чтобы принять огонь на себя, и выходит, что прямо сейчас.

Двигая по узкому коридору к Сонькиной комнате, я предупредительно ору:

– Соня, я дождусь майку? Мы опаздываем в универ!

Сквозь бубнеж двух голосов, приглушенных дверью, раздается злой голос Соньки:

– Ой да отвали!

Вот так. Я думаю, это подскажет Илье Захаровичу, что речь о нежностях не идет. И заодно намекнет, что надо педрилу-Дениса держать от дочери подальше. Будущего мальчика-кастрата, а не меня.

Я уже хватаюсь за дверную ручку, когда дверь распахивается, и выходит Илья Захарович.

Он сует мне в руки футболку, видимо, отжаленую Сонькой.

– Рэм. Если я только хоть малейший намек замечу… – веско произносит и пристально смотрит мне в глаза.

Делаю рожу кирпичом.

– Я могу зайти? – стою, не отступаю, выдерживая этот препарирующий взгляд.

Нарушая эту молчаливую дуэль, мимо нас протискивается Сонька, закутанная в махровый халат по уши.

– Вместе с кофе, – буркает она и скрывается в ванной.

Делать нечего, и я плетусь на кухню. А Илья Захарович за мной. Чувствую себя под конвоем.

Но может, это и не плохо.

Соня пьет растворимую гадость. Мозги под шум чайника встают на место. И я насыпая кофе на дно ее любимой кружки методично составляю план, как все вернуть на свои места.

Наивный.

17. Глава 17. Соня

Вытаскиваю из шкафа полотенце.

Большое отвергаю, как не подходящее для моих целей, беру самое маленькое.

Попозировав перед зеркалом прихожу к выводу, что самое оно.

В прихожей уже голоса слышно, и я, изогнувшись как для лучшей фотки в соцсети, совершаю невозможное: втягиваю живот, оттопыриваю попец, выставляю ногу на носочек и, якобы, не глядя в коридор, толкаю дверь.

– Подай мне еще одно полотенце, – прошу я, старательно разглядывая в зеркале позади, удачно ли я встала. С этого ракурса вроде нормуль. Дениске и меньшего хватало, чтобы растечься и сделать то, что я от него хочу.

– Та-а-ак…

Слышу я знакомый голос и понимаю, что встряла, еще до того, как вижу, кто именно это говорит.

Уж отцовскую интонацию, после которой в детстве наступала процедура головомойки, стояния в углу или горения уха в зависимости от тяжести косяка, я хорошо знаю.

Быстрый взгляд на диспозицию только подтверждает мою догадку, и я с писком и позором юркаю в комнату.

Халат! Где, мать его, халат? У меня был!

Едва успеваю натянуть махровое чудовище, как раздается предупредительный выстрел, то есть стук в дверь.

– Заходи, – мямлю я, плюхаясь на кровать и пряча лицо в ладонях.

– София Ильинична, – грозно начинает отец. – Извольте объясниться. Это что за херобора мне сейчас привиделась?

М-да.

– Давай сделаем вид, что ничего не было? – предлагаю я несчастным тоном.

– Как это? – папа натурально охреневает.

– Так. Поступим, как взрослые люди. Я же делаю вид, что ничего не вижу, когда ты с мамой заигрываешь узконаправленно?

С опаской наблюдаю, как папа наливается кровью как клоп.

Чего-то я не уверена, что я выбрала правильную тактику…

– Ты как с отцом разговариваешь? – рычит он.

– Ну вы же хотели, чтобы я повзрослела, – кривлюсь я. Какие кругом двойные стандарты. Как убираться в квартире на сто квадратов, так я взрослая.

– Вот когда будешь взрослая, тогда и делай, что хочешь!

– А когда? – пылю я. – Когда наступит это счастливое время? В тринадцать ты говорил, что я могу краситься, когда стану взрослой! В шестнадцать, что я буду ходить в кино, когда стану взрослой! И что? Когда мне можно с мальчиками встречаться? В сорок?