– И что?! Что дальше?! – взвился отец. Глаза у него налились кровью, а губы тряслись от еле сдерживаемого гнева.

– А дальше буду жить. Так, как хочу. С той, которую люблю.

Он тогда ушёл, хлопнул дверью, не стал ничего слушать – слишком зол был на давление, резкость отца, на желание сломить.

Олег вдруг понял, что не жил своим умом – плыл по течению. Он не безвольная тряпка, просто тогда его всё устраивало, не вызывало отторжения. Но всё изменилось, и ему больше нет нужды плясать под чужую дудку.

Да, именно так он и подумал об отце: чужой. Всегда делал только так, как понятно и выгодно ему. И почему именно с ним? Почему Глебушку не напрягали? Или просто не пробил его час? И однажды и младшего точно так окрутят, опутают липкой паутиной обязательств и заставят, как марионетку, дрыгать ногами и руками под чужую мелодию и на потеху кому-то?

Олег старался не думать о несправедливости. А ещё больше – пытался не сорваться. На брата или мать, что приехала к нему на следующий день в его собственную квартиру. Не купленную отцом, а доставшуюся в наследство от бабушки и дедушки Алейниковых – родителей мамы.

– Не руби с плеча, сынок, – гладила она его легонько по предплечью, и пальцы её дрожали. – Ты ещё так молод. Дров наломать легко, а разожжёшь ли костёр – неизвестно. Сумеешь ли кашу сварить – не понятно.

– Всё решено, – сказал он и ей. – Я всё понимаю, но иногда заканчивается предел терпения и понимания. Я никому ничего не должен, хватит. Своя голова есть, других не надо. Пусть каждый своим умом живёт. Я вашим уже нажился по горло, – чиркнул он ребром ладони по кадыку.

– Ладно, ладно, не горячись, – снова гладила мама его по руке и вздыхала, скрывая слёзы. – Отец… он не со зла. Он всем только добра желает. Не для себя старается. Я пойду, пожалуй, – заторопилась она, видя, как каменеет лицо Олега.

Он бы возразил. И привёл тысячу аргументов. Но всё оказалось куда проще, чем он придумывал и выстраивал линию защиты собственных прав.

Покатилось, как снежный ком – не остановить.

– Ты когда приедешь домой? – спросила вечером Лина. Ничего необычного в её видеозвонке не было.

Она часто позванивала. А Олег ей – всё реже. Да, можно сказать, в последнее время и не звонил: сказать нечего, лгать за глаза он не привык. Считал, что при важном разговоре лучше человека видеть воочию, а не через монитор компьютера.

Как-то не по-мужски объявить за тысячи километров: извини, у меня другая, мы разводимся. Но рано или поздно это нужно было сделать, только не так. Лина всё же не заслужила пренебрежительного к себе отношения.

Несмотря на договорной брак и богатого отца, она не была ни стервой, ни избалованной фифой. Они жили неплохо, хорошо даже, если уж по правде. Не хуже других среднестатических семей.

– Скоро, – ответил твёрдо. Да, именно так он и собирался сделать: поехать, поговорить, решить.

– Возвращайся скорее, – вдруг заплакала Лина и прошептала: – Я беременна, Олег.

Это был удар. Он даже сразу не поверил. Засомневался. Подумал: это всё происки отца – рассказал, небось, Линке, убедил повлиять, найти способы. С него станется. Он и не такое проворачивал, если ему очень нужно было. Когда отец идёт к цели, он не гнушается никакими методами.

Но, глядя, как по щеке жены ползёт одинокая слезинка, Олег решил, что не настолько Линка великая актриса, чтобы так играть.

Реальность подобралась ещё ближе, дышала в затылок и подталкивала. Прятаться от мира хорошо. Но рано или поздно приходилось выходить с миром на бой, открыв забрало и нацепив броню. Только мир очень хорошо знал, где у брони уязвимые места, а потому с лёгкостью добирался до тела и ранил.