– У вас есть семья? – вёл он куда-то в своё, только ему одному понятное место.
Я чувствовала барьер, о который разбиваются все слова, что я произносила. Змеев выхватывал только то, что ему было нужно. Остальное проходило белым шумом, не касаясь даже мозга, не говоря уж о чём-то поглубже.
И всё же я пыталась до него достучаться. Или не знаю, что заставляло меня продолжать этот непонятный диалог на краю пропасти.
– Да, у меня есть семья, – перескакивая с камушка на камушек, шла я вперёд. – Папа, мама, дедушки и бабушки. Полный комплект.
– Нет, не то, – дёрнул он досадливо плечом, отгоняя образ моей благополучной семьи от себя. – Я неправильно задал вопрос. У вас есть муж, дети?
– Нет, – всё же временами я бываю ангелом – бескрылым, но бесконечно терпеливым, – я не замужем, детей у меня нет.
– Тогда чем, чем вы можете мне помочь? – в голосе его прорвались нотки торжества, замешанные всё же на полынной горечи. – Как можно разводить чужую беду руками, если вас не коснулись проблемы семьи и материнства?
Он бил резко, хорошо поставленным ударом, интуитивно нащупывая самые слабые места. Но сдаваться я не собиралась.
– Если следовать вашей логике, то вам способен помочь только тот, кто пережил личное горе и семейную драму. Я уверена на двести процентов: не все психологи, которых вы посещали, имели схожую с вашей судьбу. Однако вы не бросали им в глаза, что они не компетентны и не могут разобраться в ваших семейных перипетиях.
Змеев хмыкнул и зыркнул на меня, снова внимательно вглядываясь в моё лицо.
– Допустим на минуту, что я замужем и мать. Это вызвало бы больше доверия?
Он ничего не ответил, лишь чуть наклонил голову к левому плечу. Слушал. И это давало уже хоть какую-то надежду на полноценный диалог.
– И если бы я была несчастна в браке, вас бы это вдохновило? Или всё же вы бы подумали: ну какой она психолог, чем может помочь, если в своей семье разобраться не может?
Змеев снова покачнулся, размышляя, а затем всё же рухнул в кресло, будто не находил сил больше стоять передо мной.
Я перевела дух. Всё же этот мужчина подавлял. Ростом. Властностью. Какой-то тяжёлой аурой. Резкостью высказываний.
– А если бы я была счастлива в браке, – повела я его дальше, – вы бы сочли, что я не способна вас понять, услышать, помочь? Потому что не пережила, не прочувствовала, не знаю, как это происходит?
Он молчал, устраиваясь поудобнее в кресле и складывая руки на плоском животе. Я сочла это за добрый знак.
– Ваша логика трещит по швам, аргументы не выдерживают критики, потому что вы накладываете личный опыт на деловой, а это не всегда знак равно.
Зря я об этом сказала. Промашка. Он тут же взвился, как костёр, в который подбросили дров.
– Ставим диагнозы по лицу? Гадаем по звукам бубна? – подался вперёд, напрягаясь, как хищник перед броском.
– То же самое я могу сказать и о вас, – в отличие от него, я излучала внешнее спокойствие и благодушие, но уже всё зря, всё бесполезно: Змеев снова вскочил на ноги и начал мерить мой кабинет шагами.
Помещение небольшое – заметила я отстранённо. Надо было всё же соседнее брать, предлагали же. Но мне показалось, что здесь достаточно просторно, высокие потолки, много света и воздуха.
Это, наверное, потому казалось, что не попадались типы, подобные Змееву. Вероятно, и огромное помещение меня не спасло бы.
А так… Он отшвырнул кресло, будто пушинку, – мешало оно ему, и огромными шагами – от стенки до стенки, метался, будто маятник. Как он прожил со своим взрывным характером столько лет? Как управлял бизнесом, если не может сдержать негативные эмоции, но в то же время прячет, как царь Кощей, всё то, что болит, но так и просится наружу?