Мне бы пригодился охранник от его мамы, но, боюсь, это так не работает. Целый день с этой женщиной выдержать будет крайне сложно.

Вежливо прощаюсь с мужем. Спускаюсь к машине. Сажусь и сразу же достаю из сумки учебник с заранее заготовленными листочками. Делаю вид, что занимаюсь, а сама сочиняю Мишке новую записку.

Стучу карандашом по странице, обдумывая каждое слово. Хочется написать ему что-то хорошее.

Он рычал вчера: «Я не нужен тебе со своими чувствами?»

Я ему так и не ответила. Вывожу красивую букву «Н», делая тонкий завиток внизу. Машина подпрыгивает на лежачем полицейском, и вместо второй буквы выходит мазня.

Скомкав листок, прячу его в сумку, решая, что лучше закончу между лекциями. А заодно ещё раз подумаю, стоит ли такое писать, ведь это махом перечёркивает все мои «нет» и «нельзя».

Мишкина машина уже стоит на парковке. Чуть дальше на капоте своей сидит и курит Беркут, с кем-то разговаривая по телефону. Громко, зло и с матом. Здоровается взмахом руки. Делаю вид, что не заметила, и торопливо иду к учебному корпусу.

— Вот теперь я успокоилась, — с облегчением выдыхает Ульяна.

— Я же писала, что всё хорошо.

— А я видела твоё состояние вчера. Хорошо точно не было. Я сегодня почтальон? — улыбается она.

— Тебе не трудно?

— Наоборот. Я с вами немного отвлекаюсь. Целыми днями только и думаю, как там Назар и в какой момент его сорвёт. И чем ему это будет грозить, — голос подруги дрожит.

— Он же тебя защищал. Они должны это учесть, — стараюсь её успокоить.

— Пока у них нет того видео, где Глеб пытается меня изнасиловать, у нас мало шансов выторговать ему условный срок. А мать Глеба всё давит и давит. Всё, — встряхивается Уля, — не будем о грустном. Ты уже написала Мише письмо?

— Ещё нет. А ты его видела?

— У-у, — Уля крутит головой. — Диму только.

— Диму и я видела, — вздыхаю. — Он сегодня очень громкий.

— Точно, — смеётся подруга.

Проходим в аудиторию. Устраиваемся на своём любимом месте. Я достаю новый листок и снова вывожу каждую букву одного единственного слова: «Нужен». Ещё немного думаю. Плотно его зачёркиваю и уже быстро, своим обычным почерком пишу совсем другое:

«Я отвечу на твой главный вопрос, если ты пообещаешь мне не рисковать собой»

Складываю записку в аккуратный квадратик и отдаю Ульяне. Она прячет её в рюкзак. После лекции оставляет меня у автоматов с шоколадками, а сама убегает. Я жду, перетаптываясь на месте и кусая губы. Смотрю себе под ноги, натягиваю рукава, скрывая в них пальцы.

Уля возвращается сама не своя. Растерянная и взволнованная.

— Передала, — шепчет мне. — У него… — замолкает и дёргает меня за рукав. Кивает вправо.

Поворачиваю голову и зажимаю рот ладонью, чтобы не закричать. У моего медведя всё лицо разбито. Даже тёмные очки не спасают. И выглядит он болезненно. Мне кажется, Мише тяжело стоять. Он облокачивается плечом на стену, улыбается мне разбитыми губами. В этот же момент моей ладони касаются чужие пальцы. Вздрагиваю. Получаю записку. Оглядываюсь, а Мишки уже нет.

Мне срочно нужно прочитать его ответ. Где? Смешно, но придётся снова бежать в туалет. Я трусиха и за него, и за себя.

Прячусь в кабинке, разворачиваю и хочется дать ему по голове, но он и так раненый.

«Не могу я тебе такого обещать. И лгать не хочу. Пусть между нами всё будет честно. Не пугайся, я немного жуткий сегодня, но всё нормально, потому что ты здесь и я могу на тебя смотреть. Как прошёл твой вчерашний вечер? Он не обижал тебя? Ты больше не плакала, недосягаемая?»

Достаю ещё один листок, но написать ответ не успеваю. Ручку кабинки дёргают. У меня сворачиваются все внутренности. Дыхание тут же сбивается. Напугали!