И сейчас всё только очень сильно порчу, потому что её глаза затопил настоящий страх. Такой был у Ульянки, когда уёбок Глеб пытался её изнасиловать, а потом наш Грановский всадил в него пулю. Аиша видит меня сейчас также?

По её щекам текут слёзы. Такая маленькая в сравнении со мной. Хрупкая, уязвимая. А мы в долбанном сортире, и это точно не то место, где она должна быть. Но сюда уволочь оказалось проще всего. В это крыло особо не шастают студенты. Тупик даёт возможность следить за лестницей и всеми, кто появляется в коридоре. Меня страхуют Дима и Ванька.

В башке неприятно скребёт ассоциацией. Душ, Аиша с Грановским… Меня опять взрывает ревностью, и пальцы впиваются в её тело сильнее, сминая мягкий вязаный свитер. Меня тогда ещё не было у неё. Фоном добивает.

Закрываю глаза, слушая, как Аиша плачет и повторяет: «Пожалуйста, не надо».

— Дурочка, — утыкаюсь губами ей в лоб. — Я же не делаю ничего. Только держу.

Вожу губами по её лицу, собирая солёные капли. Кожа такая нежная, прохладная.

— Миша, не надо, — уворачивается, выставляет ладошки перед собой. Пытается оттолкнуть.

Делаю вдох и веду пальцем по мокрой дорожке от нижнего века по щекам, стирая слёзки. Смотрю ей в глаза. И дышу только ей.

— Я не так хотел. Прости. Прости, пожалуйста, — снова целую её в лоб. — Не могу без тебя. Мне больно. Почему игнор? Скажи мне, почему ты забрала у нас последнюю возможность общаться? Я ни хера не понимаю. Я не нужен тебе со своими чувствами? Аиша, — касаюсь её подбородка. — Честно. В глаза. Не нужен?

Она рвано дышит и молчит. Тону в ней. В этих красивых карих глазах. Как всегда, стоит посмотреть — и я на дне, где кроме неё больше никого. Но сегодня дно явно пробито. Мной…

— Что было в сообщении? — тихо спрашивает недосягаемая.

— Не читала?

Под рёбра колет нехорошим предчувствием.

— Не я прочитала. Дамиль. Что там было, Миш? — впивается ногтями мне в плечо и умоляюще смотрит в глаза.

— Вопрос: «Так и будешь меня игнорировать?», — цитирую дословно.

— Хорошо. Но больше никогда так не делай! — ударяет меня кулачком.

— Ты не ответила, — напоминаю ей.

— Отпусти меня. Тебе нельзя меня касаться. И говорить со мной нельзя. Подходить нельзя. Это опасно! Опасно, слышишь? Тебя могут убить! — плачет, закрыв ладошками лицо. — По-настоящему. Навсегда.

Бережно прижимаю её к себе, переваривая услышанное.

— Зачем мне тогда твои чувства, Миша? Зачем? Ты ведь будешь мёртвый! — снова лупит по мне своими маленькими кулачками. — Пожалуйста, найди себе другую девочку. Так будет лучше.

— Точно не будет, — путаюсь пальцами в её мягких тёмных волосах с красивым каштановым оттенком. — Мне только ты нужна. Ты поэтому решила игнорировать? За меня испугалась?

— Я тебе через Ульяну передала всё, что смогла. Слово нарушить нельзя. Сказать тебе всё нельзя. Будет хуже для тебя. Для меня. Отпусти. Ты не понимаешь… Это не мама Глеба с журналистами. Это совсем другое. По-настоящему опасное. Мой отец, мой муж, — шмыгает носом, — другой уровень, Миш. Друзья не помогут. У родителей будут проблемы.

— Ромео и Джульетта, — зло ухмыляюсь я.

— Только я не хочу умирать, — она поднимает на меня полный слёз и ужаса взгляд. — И не хочу, чтобы убили тебя. Я даже не знаю, что страшнее.

— Расскажи мне больше, — прошу её, большим пальцем стирая слёзы.

Отрицательно крутит головой.

— Да почему, блядь?! — вспенивает меня. Она съёживается.

— Мне нельзя… — отвечает, опустив голову.

— Никто ведь не узнает.

— За нами следят. Всегда. Даже здесь, в универе. И мой муж… Он скорее всего уже знает, что ты наделал. Я не могу рассказать больше, Миша. Я тебя и себя так защищаю. Это всё, что могу. У меня нет другого способа нас спасти. Только молчать, чтобы ты не сорвался и не начал делать ещё больше глупостей.