Коммунальная четырёхкомнатная квартира, в которой один из хозяев уже теоретически мёртв, а вторая квартиросъёмщица находилась на грани между жизнью и смертью, не могла не привлечь моё внимание. И хотя я не был чёрным риэлтором и не занимался квартирными вопросами, всё ж таки мог обратиться к нужным людям и при этом поиметь личную выгоду.

– Так сложилось, что у Ирины Александровны, кроме нас, никого нет, – с глубоким вздохом произнесла Лихачёва.

– Значит, она постоянно лежит в постели? – ради уточнения переспросил я.

– У неё есть инвалидная коляска. Но я думаю, что Ирина Александровна тебе не помощник.

– Разумеется, приглашать её в качестве понятой нет смысла, – согласился я, и поинтересовался:

– Так она хоть когда-нибудь пользуется этой коляской?

– Мы с дочерью иногда помогаем Ирине Александровне в неё забраться, а уж потом она сама потихоньку передвигается по комнате.

– А как же мебель?

– Мебели у неё не так много. Вернее, осталось не так много. Лихие девяностые не прошли для неё даром…

Усилием воли Лихачёва придала себе самый равнодушный вид, хотя было заметно, что упомянутые времена для неё самой не остались незамеченными, и наверняка ощутимо сказались на её благосостоянии.

– Всё, что Ирина Александровна скопила за долгие годы непосильного труда и хранила на сберкнижке, бесследно исчезло, – взволнованно продолжила Татьяна. – Ради того, чтобы выжить и не умереть с голоду, мебель, а также многие хорошие вещи, пришлось продать. Так что теперь в её комнате можно кататься на этой инвалидной коляске хоть вдоль, хоть поперёк…

– Понятно. Всё самое лучшее и дорогостоящее из того, что она имела, ушло за бесценок, – подытожил я с напускной грустью.

– Деньги были очень нужны… – с глубоким вздохом произнесла Лихачёва.

– А кому они не нужны? – понимающе констатировал я.

– К сожалению, ты прав, – поникшим голосом произнесла Татьяна. – Как говорится, «не в деньгах счастье»… Но и без них уж больно муторно на душе…

Её непроизвольная улыбка сменилась выражением озабоченности. Она посмотрела на меня вопросительным взглядом.

– Насчёт Ирины Александровны мы уже определились, – вновь предугадав ход её мыслей, подытожил я. – Без особой необходимости не будем беспокоить старого больного человека…

Лихачёва понимающе кивнула головой и подошла к противоположной двери.

– Вот здесь, в семнадцатиметровой комнатушке, живём мы с Леночкой, – испытывая чувство неловкости, пояснила она.

Татьяна поправила узкую бретельку ажурного платья связанного из светло-голубой пряжи, спадающую с оголённого плеча. По её лицу скользнула смущённая улыбка. Я не мог не догадаться, что она стеснялась бытовой неустроенности.

– Твоя повзрослевшая дочь скоро получит диплом о высшем образовании, начнёт хорошо зарабатывать и всё образуется, – пытаясь хоть как-то её подбодрить, пообещал я.

– По-моему, мы с ней никогда не выберемся из нищеты и постоянно будем сидеть в долговой яме. Я делаю всё, что в моих силах, но по-прежнему не верю в светлое будущее. Мне почему-то кажется, что впереди нас ждёт лишь одна неустроенность и непроглядная кромешная мгла…

– Ну, зачем же так мрачно? – нахмурившись, возмутился я. – Всегда нужно надеяться на что-то лучшее…

– Только это и остаётся, – огорчённо ответила Лихачёва.

Мне захотелось как можно скорее сменить тему неприятного разговора, тем более что ничем существенным я помочь не мог, а разводить пустую ничего не значащую демагогию не было смысла.

– Нетрудно предположить, что в комнате, которая расположена рядом с твоей, проживает Инна Алексеевна, – уверенно произнёс я.