Все вокруг такие радостные! Хохочут! Захлёбываясь, делятся впечатлениями о прошедших собраниях. А вот и группа в чёрных кожаных штанах и полном обмундировании крылоборцев. Смотрю на них с завистью и ускоряю шаг.

– О, букашка! – усмехается Эйзек Минч под дружный гогот своих дружков. – Что с лицом? Отжаться не получилось? Или присесть?

Слёзы копятся в глазах, в носу щиплет. Молча иду прочь.

Темнеет. На тренировочной площадке уже никого, и это радует. Карабкаюсь по громоздким валунам. Прячусь среди них. Прислоняюсь спиной к холодному камню. Закрываю лицо ладонями

Столько всего навалилось в последние дни. Предательство, потери, собственная смерть, перерождение, новая жизнь, но опять старый путь, с которого не получается сойти, как ни стараюсь. Какой-то проклятый замкнутый круг!

Не знаю, сколько времени проходит. Вокруг становится темно, а мне зябко. Наверное, ужин уже начался. Вот только есть совсем не хочется.

Касаюсь шеи, тяну из-под воротника тонкую цепочку, нагретую теплом тела. Подношу к губам запретный кулон.

Позади раздаётся шорох. Вытираю щёки и нос, оборачиваюсь и прислушиваюсь.

– Кто здесь?

10. 5.1

– Вот ты где! – с глухим стуком Юэн спрыгивает с камня и опускается на корточки рядом со мной, заглядывает мне в лицо. – Тебя не было на ужине. Агнес тебя везде ищет! Она сейчас пошла в столовую взять тебе что-то, хотя бы хлеба. Ты что? Плачешь?

Судорожно вытираю насухо щёки и глаза. Молчу.

– Что случилось? – допытывается Юэн. – Погоди. Это всё из-за Обертона? Он не отдал тебе документы, да?

Качаю головой.

– Вот же тварь! – рычит Юэн. – Сказал, почему?

Чужое сочувствие только сильнее разжигает внутри жалость к себе, и меня накрывает по новой.

– Сказал, – всхлипываю, – что меня уже оформили в его долбанной бухгалтерии и в кадрах, – икаю, – что сделана работа, и что мы не в детском саду, хочу и не хочу.

– Кабздец какой-то, – Юэн хватается руками за тёмные, до плеч, волосы. – А то, что люди могут менять решения – нет, не слышал?

Пожимаю плечами. А что тут скажешь? Подтягиваю к груди коленки, кладу на них согнутые в локтях руки и упираюсь в них лбом.

– Я просто в ахрене! С чего, вообще, он решил, что ты его рабыня? – чем больше я сникаю, тем сильнее заводится Юэн. – Проклятый ящер, чтоб его гарпии драли! Грёбанные чешуйчатые все одинаковые! Мнят себя властителями мира! Думают, им всё позволено! Как же бесит, что нет того, кто надрал бы им задницы! На каждую силу должна быть другая сила! Почему здесь не так?!

Он зло пинает какой-то камешек, который отлетает в сторону и ударяется о валун.

Слёз уже не осталось, поэтому я просто согласно шмягаю, убирая из носа сырость. Юэн со вздохом опускается рядом. Прислоняется спиной к валуну, вытягивает вперёд ногу, другую сгибает в колене и опирается на неё рукой.

– Эй, не реви, иди сюда, – он притягивает меня к себе на худую грудь. Шумно втягивает воздух. – Ну, вот, от тебя пахнет булочками с корицей, опять хочется жрать.

– А от тебя лимонными леденцами.

– Хаах, – он чем-то шелестит в кармане, – хочешь? Мама опять прислала пачку.

– Спасибо! Она у тебя чудесная, – распечатываю шуршащий синий фантик и отправляю в рот кисло-сладкую конфетку. Перекатываю её по языку.

– Твоя старушка как?

– Эй! Мама вовсе не старушка! – чувствительно пихаю Юэна под бок локтем. – А женщина в самом расцвете сил!

Задумываюсь на миг: которую я попрошу пройти полное обследование у целителя уже сейчас! Не дожидаясь, пока грянет гром! Вот только хороший целитель стоит денег, причём немаленьких!

В памяти тут же всплывают слова Нортана про стипендию, без которой я останусь, если продолжу в том же духе. На крылоборстве платят меньше, да и тех денег мне, похоже, не видать, ведь мастер Киртис ясно дал понять, что без личного дела не оформит меня к себе.