Бармен поспешно подхватил и протянул ему своё белоснежное полотенце, но Золотовицкий оттолкнул его руку, спрыгнул со стула, зашагал прочь, сердито чертыхаясь. А Василисе, если честно, в этот момент было совершенно не до него.

В носу неприятно щипало и свербело, на глазах выступили слёзы, в горле першило. Она выхватила из пальцев бармена полотенце, уткнулась в него лицом. Парень не стал возражать и возмущаться, выставил перед ней ещё один стакан.

— Это вода, — предупредил заботливо.

Даже чересчур заботливо. И наверняка тоже из последних сил сдерживался, но только чтобы не заржать.

— Спасибо, — выдавила Василиса, потом ещё: — Извините.

— Бывает, — философски выдал он и, не дожидаясь вопросов, со знанием дела объяснил: — Если что, туалет там. — Махнул рукой в сторону расположенного в одном их углов арочного проёма. — Прямо коридору.

— Спасибо, — повторила Василиса и, в очередной раз шмыгнув носом, вернула ему полотенце, на котором остались отпечатки от её губ и ресниц.

Не так, чтобы сильно заметные — тушь всё-таки водостойкая, а помада не слишком яркая — но вряд ли теперь им можно до идеального блеска протирать стаканы и бокалы.

Бармен скомкал его, затолкал куда-то под стойку, а Василиса решила последовать его совету, направилась к проёму в обход танцпола, уже забитого довольно плотно. Но далеко уйти не удалось, потому что как раз из танцующей толпы вывалился какой-то парень, прямо ей навстречу.

Едва не врезались друг в друга. Василиса хотела его обойти, но он встал на пути, вскинулся, уставился чуть осоловелым взглядом и почти сразу расцвёл широкой умильной улыбкой, протянул:

— А кто это тут у нас? Что за куколка?

Василиса и реагировать не стала. Смысл с пьяным придурком связываться? Лучше проскользнуть мимо. Но парень качнулся вперёд, едва не воткнулся носом ей в щёку, выпятив губы, просюсюкал сочувственно:

— И почему мы плачем? Тебя кто-то обидел, детка? — Потом распрямился, заявил самонадеянно и гордо: — Покажи, и я набью ему морду. Разве можно доводить таких красоток до слёз?

— Да никто меня не доводил, — возразила Василиса, борясь с желанием просто взять и оттолкнуть этого прилипалу и по-прежнему надеясь, что удастся смыться от него без лишних эксцессов.

Но парень, похоже, даже не заметил, что она ответила, слышал только себя. Так и продолжал, не сбиваясь с мысли:

— И вообще, наплюй на него. — Он опять улыбнулся, но теперь не умильно, а пошловато-загадочно. — Я знаю, как тебя развеселить. — И вскинул руку.

— Да отвали ты, — всё-таки отмахнулась Василиса, не вытерпев, добавила для убедительности: — Мне в туалет надо. — И уже не попыталась обойти, пронырнула между танцующими, словив негодующие окрики, а добравшись до пункта назначения и закрыв за собой дверь облегчённо выдохнула, встала перед зеркалом, уперевшись ладонями в край встроенной в общую столешницу раковины, посмотрела на своё отражение.

Вот так она и знала — ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Потому что девушка, глядящая на неё из зеркала — это не она. Точнее, не совсем она, а что-то притворное и неестественное. И дело не в причёске, макияже и одежде, а в ней самой, попытавшейся нацепить на себя чужой образ. Вот и получилось всё наперекосяк.

А уж какое она впечатление произвела на Золотовицкого!

Полный треш.

Но он сам виноват — мог бы быть и поубедительней, когда отговаривал повторить за ним заказ. И не пялиться в рот настолько пристально.

Василиса представила происшедшее и сдавленно хихикнула. Но это, скорее, нервное, а не потому, что очень смешно. И хорошо, что макияж сильно не пострадал. Ходить расписным чучелом ей тоже не очень хотелось. Всё-таки совсем не краситься или краситься по минимуму гораздо удобней, тогда можно спокойно кашлять, чихать и реветь, без нелепых последствий для внешности.