– Вы слышали про задания от Фонда? – спросил Кирилл, решив, что раз уж правило нарушено, то можно тоже поделиться тем, что его волнует. Оказалось, что Артем и Шифер уже знают, а вот для Сони это было сюрпризом, и она тут же принялась засыпать всех вопросами, хотя никто из парней ничего толком не знал, только слухи.

– Они имеют на это право? – спросила она. – Это вообще законно? Я, например, вообще несовершеннолетняя.

– Я думаю, здесь твой правовой статус несколько… индифферентен, – ответил на это Артем. – Пока здесь есть капсула, которой мы накрыты, можно считать, что это место… хм… экстерриториально.

– То есть, получается, раз мы по выходе все забудем, так с нами можно делать все, что захотят, хоть шваброй насиловать? – продолжала развоевавшаяся Соня.

– Технически, я полагаю, да. Но, кажется, ни у кого тут нет подобного умысла. В отношении нас пока что соблюдаются некие заранее оговоренные конвенции.

– Ничего себе… нет, погоди, да нам эти конвенции даже не озвучивает никто! Вот мы на второй месяц только случайно узнаем, что есть какие-то эти задания! А потом что? Что еще от нас скрывают?

– Я думаю… очень многое, – вставил реплику Шифер.

По-настоящему его звали Антон Шарафутдинов, но Михалыч еще на первом занятии объявил, что такую фамилию он трезвым не выговорит, а пьяным на занятия не приходит. Так что будет звать его Шифером, что подхватили и некоторые ребята на курсе.

Вообще методы воспитания, используемые Михалычем, при всей своей спорности, обжалованию не подлежали. Несколько первокурсников на третью неделю пыток физкультурой отправились, было, в деканат и потребовали себе освобождение, ссылаясь на слабое здоровье и недопустимость унижения их достоинства. В учебной части им ответили, что могут оформить им синюю таблетку, а больше ничем помочь не в силах.

– Я тоже так думаю, – Кирилл выложил на поле карту и передал свой ход Соне. – Нас ждет еще куча сюрпризов, если только…

Он хотел сказать, «если мы здесь задержимся надолго», но недоговорил. Впрочем, остальные поняли его без слов, и в комнате повисла та же мрачная атмосфера, которая и без того преследовала группу «начинашек» в последнее время. Но играть продолжили.

– Что хоть они конкретно делают на этих заданиях, кто-нибудь говорил? – спросила Соня еще минут через десять, когда неудачный бросок кубиков поставил ее на грань вылета.

– Нет, все уклоняются, – ответил Артем. – Но вообще понять нетрудно. Чему мы здесь учимся, главным образом, уже целый месяц?

– Ничему, – буркнула Соня. – Бегать с голой задницей по коридорам, вот чему.

– Это да, но, а вообще, генерально, так сказать, чему? Тому, чтобы закрывать разрывы, верно? Здесь же все про это: и программы, которые нам показывают, и этим деструктивные сущности имени Совинова.

– Ага, а еще английский язык. Наверное, чтоб с деструктивными сущностями разговаривать. Всегда знала, что все деструктивные сущности говорят исключительно по-английски.

– Шутки шутками, но ты вообще заглядывала, что там в последних таблицах?

– Нет уж, спасибо, в такие темные лавкрафтовские бездны мне даже заглядывать страшно. Бр-р!

– А я вот заглянул, и меня, как это… объял нечестивый ужас… А если серьезно, там есть сущности, которые вообще разумны, могут повелевать другими и с тобой общаться. Может, и по-английски.

– Нет, погоди, разумные они там, или нет, но я не подписывалась на то, чтобы меня куда-то там отправляли прямо с институтской скамьи. Мне эти твари из таблиц Совина и так уже в страшных снах снятся – не хватало еще их живьем встретить, когда я ничего не умею.