— Кто ты без папы? — Поля не моргает. — И это очень важный вопрос, мама, если вас ждёт развод, мама.

— Не надо так со мной...

— И помнишь мой пятый класс? — Полина криво усмехается. — Меня тогда обижали. Ты потребовала у отца перевести меня в другую школу, а он сказал, что я сама должна поставить на место обидчиков. Ты добилась своего. Меня перевели, но история повторилась. Опять обижали...

— Неправда... В новой школе было всё хорошо...

— Нет, мам, — Полина улыбается. — Хорошо стало потом. Когда я заставила себя уважать. Когда я перестала сопли на кулак наматывать, хныкать. Когда я перестала быть жалкой, мам.

— Почему... ты мне не говорила?

— Вот и ты перестань быть жалкой, — приглаживает мои волосы на макушке, — разводись красиво.

— Я… не знаю как… — всхлипываю. — Мне очень обидно, Поля… Я же люблю твоего отца…

— Вот он тоже себя очень любит, мам, — Поля улыбается. — А ты себя любишь?

12. 12

— Мама и папа разводятся, — заявляет Поля, хрустя чипсами, которые она достает из пачки с громким шуршанием.
Антон настороженно поправляет очки на носу — тонкая платиновая оправа холодно блестит в свете вечерней лампы, накидывая ему лет пять.
Он у нас метит в дипломаты.
Учится на последнем курсе факультета международных отношений. Весь прошлый год провел во Франции на стажировке в посольстве.
За него замолвили словечко знакомые Павла, который не стал раскрывать их имена. Слишком конфиденциальная информация, которую и жене не стоит раскрывать.
Неожиданно только сейчас понимаю, что у моего почти бывшего мужа действительно серьезные связи, которые позволят его сыну выйти на уровень международной дипломатии.
Конечно, мои родители не станут с ним ссориться.
По-хорошему, и мне не стоит.
Как-то зябко становится под пристальным и внимательным взглядом сына.

— У твоего отца другая женщина, — поясняю я и смахиваю с колена невидимую крошку.

— Божена, — отвечает Антон, не отводя взгляда. Его глаза — холодные, как лед, но в них мелькает что-то еще — усталость? Разочарование?

Совершенно не могу понять его эмоций. Моего сына не разгадать с одного взгляда.

— Ты знал? — спрашиваю я, и мой голос предательски вздрагивает.
Вот-вот сорвусь в крик. Я даже сжимаю кулаки и медленно выдыхаю в попытке успокоиться.

— Мам, у меня была встреча с папой перед тем, как я приехал домой, — терпеливо вздыхает, поправляя рукав рубашки. — И с Боженой.

— О, тебя уже познакомили, — хмыкает Поля и валится на диван, закинув ноги на подлокотник. Педикюр на ее пальцах аккуратный и строгий. — Какая честь.

Я смотрю на своих детей — взрослых, чужих внезапно. Антон сидит прямо, его поза — выверенная, дипломатичная, как будто он уже на рабочем совещании. Поля же развалилась, но ее глаза — острые, злые, как у пойманной кошки.

Я сижу в кресле, чувствуя, как комната сужается, как воздух становится густым, тяжелым, как сироп.

— И как она тебе? — все же спрашиваю.
Зачем, не знаю. Может быть, мне мало унижений от Павла и теперь я хочу получить порцию насмешки от сына?

— Разве тебя это должно волновать? — Антон приподнимает бровь. — У вас давно назревал кризис. Скажем так, я не был удивлен.

Он выражался слишком отстраненно, словно он обсуждает не крах семьи, а биржевые сводки.
Словно он не ее сын, а сторонний наблюдатель, аналитик, дающий взвешенную оценку ситуации. Я пугаюсь его отчужденности.

— Мама считает, что у них все было прекрасно, — Полина шуршит пачкой чипсов.

У моего сына сейчас холодный, отцовский взгляд.
Сколько раз я видела это выражение на лице Павла, когда он считал мои эмоции излишними, мои переживания – надуманными.