— Почему у тебя дверь не заперта? — грозно вопрошает он и мрачно замолкает, увидев меня.

8. 8

Павел все-таки пришел к своей красавице, и, предполагаю, у моего отца не вышло уговорить его спустить ситуацию с разводом на тормозах.

Стоит на пороге квартиры грозный и недовольный. Желваки играют на щеках, а на висках вздулись вены. Крепко сжимает ключи от машины в кулаке. Аж костяшки побелели. Крылья носа вздрагивают при выдохе.

Хорош, черт, и ведь он знает об этом.
Знает, что женщины засматриваются на него. Знает, что деньги и власть делают его еще привлекательнее.
Знает, что его сорок пять лет — это не мои сорок пять.
Весь мир у его ног, и он может взять любую женщину, а я стала для него обузой.
Как же все это грустно.
И несправедливо.

— Что. Ты. Тут. Делаешь? — чеканит каждый слог глухим голосом.

А я испорчу Божене ее сюрприз с беременностью. Хотела упаковать тест с двумя полосками в красивую коробочку и обвязать ее ленточкой?
Нет.

— Она беременна, — заявляю я и разворачиваюсь к Павлу на носочках.
Грациозно и вскинув подбородок.
В горле застрял ком слез, поэтому новость о беременности Божены выходит сдавленной и тихой.

— Паша… — Божена всхлипывает и кидается к Павлу, а затем, испуганным зайчонком, прячется за его спину. — Ты должен был все это не так узнать…

Это так мило, как она ищет у злого Павла защиты.
Когда-то и я пряталась за ним, а сейчас оказалась его врагом.

— Ты должна уйти, — тихо приказывает Паша. — Мира… Ты уж совсем не позорься.

— Ты мне когда-то обещал любить только меня, — горько усмехаюсь. — Помнишь свои признания? М? — прищуриваюсь.

Бессмысленно. Все это бессмысленно.
Он разлюбил. Он меня последние годы лишь терпел, а теперь я лично подарила ему карт-бланш на развод.

Стоило послушать свекровь и сыграть в долгую и изощренную игру, в которой Божена оказалась бы ни с чем.
Ох, какая же я дура.

Но играть в такие игры могут только те женщины, которые не любят и у которых за годы брака атрофировалась душа. А она у меня сейчас бьется в конвульсиях.

— Станешь вновь папочкой? — подплываю к Паше и заглядываю в его черные глаза. — Да, твоя мама была права. Божена готовилась к атаке. Готовилась выйти из тени.

— Проваливай, — наклоняется ко мне и выдыхает жар ненависти мне в лицо, — или я тебя выволоку, Мира, за волосы.

Я не отступаю. Не моргаю. Сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди и упасть к ногам Павла.

Когда я потеряла его?

— Ты скажешь нашим детям о разводе? И когда познакомишь с Боженой? — хмыкаю. — Она же родит им нового братика или новую сестренку.

Я должна уйти.
У нас с Пашей все кончено, и впереди только развод, но я зачем-то вывожу его на эмоции.
Может быть, хочу хотя бы через его ярость напомнить ему, кто я?

— Мира, — шепчет позади молчаливого Паши Божена, — я всего этого не хотела… Зачем вы так…

— Свадебку нам ожидать? — игнорирую бессовестную шалаву, которая сейчас играет для Паши испуганную овечку, которая была готова до самой смерти быть его любовницей. — На свадьбу пригласишь? — вскидываю бровь и язвлю. — Мы же не чужие друг другу люди.

Он наклоняется ближе, и его темный взгляд обжигает меня страхом.
Впервые за двадцать пять лет я пугаюсь Павла. Я сейчас поверю в то, что он может меня ударить и за волосы потащить к лифту.

— Обязательно приглашу, — хрипло отвечает он, — раз ты так напрашиваешься.

Его не возмутили мои слова о свадьбе.
Даже искры недоумения не вспыхнуло в его глазах.

Значит… Божена не просто любовница для слива напряжения и дури. Она — его женщина, которую он все равно вывел бы из тени.