Далее был осмотр моей головы на предмет шрамов и ссадин, был осмотр глазного дна, было достаточно болезненное перематывание груди с неприятным наложением швов, с привлечением санитарки и, как в военкомате, проверка задницы – в том числе просили несколько раз присесть, не спрятал ли я чего-либо в естественных отверстиях. На моменте созерцания моего глазного дна в палату вошёл рассказчик. Он-то и настоял на приседаниях с раздвинутыми булками. И когда из меня ничего, естественно, не вывалилось, кивнул и снова удалился в соседний кабинет. Финалило всё взятие крови из вены большим стеклянным шприцом.

Всю процедуру я думал о своём статусе: кто я – задержанный, свидетель, вербуемый или всё вместе?

После я вернулся к своей одежде уже после повторной бинтовки зашитой раны, вещи на стуле казались нетронутыми, однако носки, сложены аккуратнее, чем положил их я. И, одевшись, я вопросительно посмотрел на «чекистов».

– Ну и как он? – спросил рассказчик у доктора.

– Состояние в норме, я кровь на анализы еще отнесу, но судя по виду, скорее всего, в ней ничего не найдём. Худоват, питание бы добавить.

– Подготовьте справку, пожалуйста, – кивнул рассказчик, и мы вышли.

И, о чудо, мы шли снова наружу, к той самой «Волге». Хотя это еще ничего не значило!

– Дальше рассказывать про комсомольца Мишу? – спросил главный в этой группе.

– Да, конечно, – закивал Инокентий, когда машина проехала.

Я молчал.

– Шмель, чтобы не драться с Мишей на ножах и при этом сохранить лицо перед братвой, решает разориться и через неустановленное лицо передаёт Оленю сто рублей в качестве задатка за уничтожение Медведя, на порог к которому и приносят фото Миши. Но так как Миша деньги прикарманил, а своё фото с наивной подписью на память: «бегает каждое утро на стадионе Старт» изъял из вещдоков, киллеру светит лишь хулиганство – двести шестая и двести двадцать четвертая, если веса ханки хватит. Благо наш Миша не наркоман и опий себе брать не стал. Хотя подозрения до данного осмотра у нас были.

– А что было дальше? – спросил я.

– Второй том этой истории еще не написан. Но я бы от предложения Гингемы не отказывался, на месте Миши, конечно. Есть вероятность, естественно, что Гингема его сдаст обезьянам, но мы будем рядом и проследим, чтобы этого не случилось. Главное в этой истории – когда мужички-лесовички в масках начнут обезьян крутить, вовремя на пол лечь и голову прикрыть руками, положив на свой затылок два пальца – вот так, – и рассказчик, положил на затылок Кеши кулак, на котором было выставлен указательный и большой пальцы.

– На живца банды ловите? Не мелко для вашей конторы? – спросил я.

– Ну, если МВД не справляется, приходится помогать в чудесном лесу волков кошмарить.

– У Миши выбор есть? – спросил я.

– Есть, даже несколько: за соучастие в создании страшной сказки – тюрьма или дурка, тут уж на выбор Миши, какую карту разыграет судьба. Ту, где он преступников решил не сдавать, когда их в парке Пионеров взяли, или ту, где он утверждал, что он из будущего, а потом всех родных забыл.

– Мише про будущее показалось, а то, что бандитов не сдал, так это милиция сама грубить начала, – покачал я головой.

– Понимаю. Сам сталкиваюсь с несовершенством личного состава. А прошлое так вообще каждый второй хотел бы забыть и с чистого листа начать. Тем более всё так хорошо складывается, комсомол, «Динамо», педуниверситет, и то, что у Миши денежная мотивация есть – это хорошо, не забесплатно же волков забарывать?

– Я понял всё, – кивнул я хмуро.

– Если что, звони по номеру, спросишь капитана Смирнова, представишься Медведем, Мишей.