В общем, я её оставил и даже мысли допустить не мог, что враг не дремлет. Как-то был настолько уверен, что умею быть убедительным.

Когда же я освободился и отправился туда, где оставил Анну, взору моему предстала милая картина, которая ещё больше усугубила моё отвратительное настроение.

Рядом с Анной сидел Самоцветов.

– Настоящая фамилия у меня еврейская, – вещал он ей, улыбаясь. – Ну, наверное, несложно догадаться. А Самоцветовой была моя бабушка, очень известная актриса. Это её творческий псевдоним, который так и не стал настоящим именем: по паспорту она до самой смерти оставалась Розенфельд. А я сменил. Больше, наверное, в память о ней. Я бабушку очень любил. Она у нас замечательная была, с юмором, добрая, щедрая. Клад, а не женщина. Трое детей родила – папу и дядю с тётей.

Весь такой он хороший, этот Самоцветов, хоть к ранам прикладывай – заживут сразу, без медикаментозных ухищрений. И Анна ему благосклонно улыбается.

«Трое детей» – катализатор, который запускает во мне необратимые процессы. И всё бы ничего, но я прекрасно понимаю, почему он Мэри Поппинс окучивает. Из-за спора с Лепехиным. Всё ещё не теряет надежды обхватить своими лапищами тонкую талию и выиграть спор.

Вот интересно: а если его ладони не сойдутся? Выиграет он или проиграет? Спорили они на то, что он на талию посягнёт, или на то, что лапы его сомкнутся?

– Что ты тут делаешь? – грозно интересуюсь я и наблюдаю, как забавно хлопает ресницами Самоцветов. Сама простота и невинность. Воистину простодушный барашек, а я тут злой и жестокий Бармалей.

– Девушку развлекаю беседой, пока ты отсутствуешь. Такие красивые девушки не должны скучать в одиночестве, – заявляет он мне нагло.

– Спасибо за познавательный экскурс в ваше прекрасное плодовитое семейство, но я вернулся, и это МОЯ девушка, а поэтому я попросил бы оставить нас наедине, если тебя не затруднит.

– А если затруднит? – не двинулся с места Самоцветов.

Обнаглел вкрай. И пока я раздумывал, как ему доходчивей объяснить, куда он может пойти, пока я добрый, и на что нарывается, если я совсем разозлюсь, Мэри Поппинс без крови и драки разрешила не совсем простую дилемму.

– Спасибо большое за беседу, Самуил, но мне пора, – легко поднялась она со стула.

– Ну что вы, что вы, – тут же подхватился Самоцветов и ухватил Анну за руку. – С вами хоть на край света, правда. Моя опухшая нога век вас не забудет, – сверкал он белозубой улыбкой и пытался приложиться к её ладони губами.

– Руки убери! – скомандовал я. – И не надейся! – буквально прорычал, давая понять, что всё помню и начеку.

– О чём ты, Набоков? – приподнял он свою смоляную бровь. – Забудь, мы с Лео давно разошлись в непримиримых разногласиях, а поэтому он сам по себе, а я сам! Сам-Сам!

И впрямь, как я этого сразу не заметил? Неразлучная парочка разбежалась. Надолго ли – вопрос. Но то, что их давненько уже не видели порознь – факт. Даже представить боюсь, что могло случиться, если они разбежались по разным углам. Или это у них тактика такая? Отвлекающий маневр?.. Чтобы Самоцветов мог втихаря спор обкатать?

– Вот и замечательно, – процедил я сквозь зубы, чувствуя, что ещё немного – и потеряю контроль. Капля камень точит, а я не каменный и не железный. День выдался тяжёлый и, наверное, благодаря Анне, я всё же смог удержаться на плаву. Без неё было бы всё гораздо хуже. – Пойдём, дорогая.

Анна послушно взяла меня под руку и под пристальным взглядом Самоцветова мы собрались с достоинством ретироваться, а потом свалить отсюда куда подальше. Я так решил.