Две недели он дремал, пока я нежился в тепле своей девочки, пока тешил мужское эго её девственностью, чистотой. Лесть, подчас, сильнее власти. Мне льстило, что она дождалась, сохранила себя для меня, не позволила мажористым козлам залезть к себе в трусики. Ещё большее удовольствия получил на новогоднем банкете. Как на неё пускали слюни партнёры и конкуренты. С какой ненавистью смотрели обломившиеся бабы. И осознание, что она принадлежит мне, разливалось кайфом, покрепче, чем от наркоты.

Её неопытность, стремление доставить удовольствие тешит самолюбие похлеще власти. Мой пластилин, который достаю из новёхонькой коробочки, леплю, согревая руками, придаю форму, нужную именно мне, учу получать и доставлять удовольствие, затачиваю под себя. Вероника впитывает новые знания, как губка, двигаясь эротичнее, издавая стоны сексуальнее. Она -моё совершенство, которое хочется поместить за стекло, как редкую, коллекционную вещь. Смотреть – смотрите, а руками трогать нельзя.

И надо же было этому козлу Коле, дружку детства, нарушить золотое правило. Как, сука, смотрел, когда лапал на крыльце университета. Как, ушлёпок, поглаживал спину и поддерживал под грудью. Еле сдержался, чтобы не переломать ему грабли, которыми он касался моей девочки. Моей! Вероника, блядь, тоже хороша. Глазками невинно хлопает, губками шевелит. И всё это на моих глазах, абсолютно не стесняясь.

Шахим ещё, тварь. Вроде араб, а хватка, как у еврея. Три года старается подложить под меня свою старшую дочь. Ей только пятнадцать исполнилось, а он уже стал наседать, рассказывая, что она созрела для супружеских обязанностей, и что чище и невиннее в России не найду. В России за это статью дают, придурок. Здесь любители пятнадцатилетних девочек срок трубят за педофилию. И ведь знает, сука, что я делаю с бабами, сам не раз участвовал в совместных оргиях, после которых шлюхи отползали от нас на пузе, размазывая по полу кровь. На что надеется? Думает, что с его Джазилей я буду нежен? Уже бегу, запихивая зверя глубоко в задницу.

Думает, я дурак, необтёсанный дебил, неспособный догадаться, зачем он прилетел в нашу дыру. Груз ходит, охрана предприятия работает без косяков и сбоев. Проверить он решил. Слишком мелко для тебя, арабский друг, мотаться по холодным окраинам огромной страны. Просто дочка засиделась, восемнадцатилетие справила, а избранник всё никак не дожарится. Жарятся на юге. Тебе туда. Только через год Джазиля останется в старых девах, и Шахиму придётся раскошелиться, чтобы выдать её замуж. Вот и припёрся меня поторопить. И что он ко мне прицепился. С его деньгами получше партию можно найти.

В общем, зверь мой выбрался, как только увидел лапы козла Коли под грудью у моей Вероники. А дальше всё полетело к чертям собачьим. Желание наказать, унизить, поставить на место. Поэтому беру Веронику с собой. Знаю, как будут косо на неё смотреть, особенно там, где женщинам позволено только мыть посуду и ублажать танцами похотливые глаза. Могу рыкнуть на весь зал, обозначить её статус будущей жены, но не буду. Пусть понервничает, подумает над своим поведением.

И Шахима хочется уязвить. Не принято у них за одним столом с женщинами сидеть. Пыжится, делает вид, что не замечает её, а сам отслеживает каждое моё движения и стреляет ненавистью в Веронику, как только я подкладываю ей еду или невзначай касаюсь руки. Смешно. Сползает с пьедестала. Сразу гарем предлагает во главе со своей доченькой. Кто бы сомневался. У них ведь старшая жена – второй, после мужа, человек в доме. Имеет право посадить младших жён на цепь, морить голодом, приказать высечь. Знаю. Видел, когда гостил у него.